К чему были эти вековые дебаты? Между наукой и Торой нет никаких противоречий, не существует расхождений, и нам нет нужды идти на компромисс.

Большинство участников дискуссий между религией и наукой полагают, что научной гипотезе всего около 150 лет и что она зародилась в Европе, благодаря «стараниям» Дарвина и Велльгаузена. Действительно, большая часть дебатов и заявлений, с которыми мы сталкиваемся сегодня, содержат утверждения дарвиновской эпохи, подобные биологической эволюции и культурной антропологии.

Однако антагонизм науки и религии зародился гораздо раньше возникновения «главных гипотетических положений». Непримиримое противоречие между наукой и религией — освящённая веками и весьма продолжительная глава в драме мировой и еврейской истории.

 

Вековые дебаты

Преследование Галилея церковной инквизицией возносится к началу XVII века, но попытки Маймонида «примирить» аристотелеву науку с Торой зафиксированы пятьюстами годами ранее. Дискуссии, описанные в Талмуде между раввинами и «еретиками» (имевшими убеждения, которые зависели от собственных эмпирических наблюдений, но не имели под собой, в качестве  основания, ни  откровения, ни традиции), относятся к самым ранним годам христианской эры, около 1800 лет назад.

Не нужно обладать богатым воображением, чтобы представить себе диалог между фараоном и Моше как раннюю дискуссию в области науки и религии: одна сторона признаёт устои традиции, откровение Господа и проявление чудес, а вторая –– доверяет только логике, разуму и эмпирическим «доказательствам».

По неизвестным нам причинам, такие вековые дебаты не прекращаются до сих пор. А в еврейской жизни они продолжаются, кажется, с неослабевающей энергией и интенсивностью. Например, второсортная англо-еврейская газета, пытающаяся охватить потребности ее маленькой еврейской общины в Америке, оставляет много места для «новостей» из мира науки и религии.

Иногда научные статьи публикуются одним из четырёх либеральных раввинов, который пытается утвердить свои полномочия как «современного» философа; в других случаях, представленные документы сообщают о грозящих либерализму опасностях со стороны «креационистов» Америки и Израиля, бросающих вызов современным научным обучающим программам.

Однако борьба и противоречия и по сей день дышат угрозами. Все попытки разрядить обстановку и разрешить разногласия в книгах, журналах и на научных конференциях оказываются тщетными.

Споры между Торой и наукой в наши дни сохраняются и популяризируются так же, как это было сотни лет назад.

 

Дебаты продолжаются, но их сторонники меняются

Нельзя сказать, что банальные аргументы повторяются из столетий в столетия, передаются из поколения в поколение. Меняются и актёры, и спектакли. Аргументы древнейших времён брали в осаду борьбу между откровением и разумом: религия и Тора рассматривались как догма, в то время как наука шла всегда под флагом Просвещения. Одна сторона представляла консервативную, реакционную позицию, а другая — выступала за либерализм, эмпиризм и свободу. Сегодня в дебатах речь заходит на самые разные темы. Ярлыки могут быть теми же самыми (используемые каждой стороной), но аргументы, на самом деле, сводятся к обсуждению объективности научного метода и истинности Торы.

Большая часть споров основывается на правильном и неправильном толковании природных явлений и вероятности и значимости (и даже на осуществимости) Б-жественного откровения и чудес. Как ни парадоксально, «научные аргументы» стали более догматичными, однако «представители научного мира» охватили большую аудиторию, чем «представители Торы», претендующие на традиционную мудрость и беспристрастное рассмотрение фактов.

Возможно, аргументы уже стали не такими действенными, потому что были заменены приверженцы, их высказывающие. Обычно полагается, что сторонниками научной сферы деятельности выступают физики, химики, биологи и инженеры в белых лабораторных халатах рядом с их сложным оборудованием. Им противостоят, согласно общепринятому мнению, бородатые раввины в чёрных шляпах, согласно израильской газете «Jerusalem Post», это т.н. «ультраортодоксальные» евреи, которых мы рассматриваем как мудрецов и учёных Торы лишь потому, что они носят такую одежду.

Так было раньше, в прошлом. Но не сегодня. Дебаты могут проходить в газетах «Jerusalem Post» и в англо-еврейской прессе в диаспоре, но в научной лаборатории, где я работаю, о таких спорах даже не слышат.

 

Личное признание

Честно говоря, научно-религиозные споры никогда не играли серьёзной, положительной или отрицательной, роли в моей профессиональной карьере или в моей обычной жизни как соблюдающего еврея. Дебаты оставили меня ещё 35 лет назад, прежде, чем я начал соблюдать шабат; а теперь в моей жизни и трудовой деятельности они не являются главным приоритетом.

Когда мои коллеги — научные сотрудники — оценивают или критикуют мои исследования, статьи или обучение, они совершенно игнорируют мою связь с Любавичским ребе. Похоже, что моё религиозное мировоззрение вызывает интерес больше у редакторов «Jerusalem Post», чем у настоящих приверженцев науки. (Возможно, потому что у меня есть недостатки. Возможно, в своей профессиональной практике, я должен больше приводить свидетельств своей веры и философии Хабада. Может быть, моя вера должна повлиять на мои исследования и мою способность приводить аргументы).

Но, по факту, реально существует только два вида науки: «хорошая наука» и «плохая наука». Я всегда старался практиковать только «хорошую науку» до, во время и после принятия Торы и мицвот в своей жизни. Иногда мне это удавалось, а иногда — нет. Но моя искренняя вера в непреложную истинность каждого слова Торы не оказала никакого существенного влияния на коэффициент моего успеха или провала.

Если и существует конфликт интересов между наукой и религией, то, в моей научной карьере и жизни по Торе, он никак не отразился, и я о нём ничего не слышал.

Более того, я не знаю никаких научных учреждений, — в академических кругах, индустрии или правительстве — где дебаты между Торой и наукой более актуальны, чем в моей жизни. Разумеется, они более важны для газет моей еврейской общины. В научном мире, который я знаю, достоверность фактических данных и ценность соображений разума используются для интерпретации этих составляющих, как мерила оценки их приемлемости, а не для защиты чьих-либо интересов.

Большинство хороших учёных, с которыми я знаком, похожи на евреев с той разницей, что они не являются соблюдающими мицвот. Однако их предубеждения «за» или «против» Торы, если таковые существуют на самом деле, ими не афишируются. Конечно, такие предубеждения вполне возможны, но «хорошие» учёные не участвуют в вышеописанных дебатах. Вместо этого, они раскрывают перед раввинами научную сторону вопроса, чтобы те могли участвовать в дискуссии.

Знаете, я вспоминаю случай, когда споры между наукой и религией оказали наиболее действенное влияние на мою работу. В группе, состоявшей из 120 студенток, обучающихся профессии медицинской сестры, молодая девушка настаивала на молитве, как на необходимой составляющей «общественного здоровья» в качестве профилактики инфекционных заболеваний. В своей экзаменационной работе она доказывала, что эпидемия — это кара Б-жья, ниспосылаемая на людей из-за их грехов.

 

Должна ли такая гипотеза изучаться эпидемиологами?

Возможно, что на курсах теологии её ответ был бы более уместен. Но для факультета общественного здравоохранения это был неверный ответ. В итоге, она провалила экзамен, подала на апелляцию на основании антирелигиозной предубеждённости экзаменационной комиссии. Конечно же, ей отказали.

Для меня очень важно, что все противоречия науки и религии снимаются не только в лаборатории, где я работаю, но также и в миньяне, где я молюсь. В противном случае, нас ожидал бы настоящий парадокс. Следовало бы ожидать, что проблема моментально взорвётся, или, по крайней мере, начнёт вызывать раздражение у ее участников.

Рассмотрим такой сценарий: от 20 до 30 ветеранов-израильтян, большинство из которых учёные с мировыми именами, а некоторые — обладатели раввинской смихи,  получившие прекрасное религиозное образование в ешивах;  остальные участники – баалей а-тшува — обратившиеся к религии позже, как в моём случае. Все они молятся вместе и изучают Тору в разных группах, они же объединяются воедино и поют змирот шабат. Почти все из них искренни в своей вере, в соблюдении мицвот и, безусловно, верны своей научной профессии. Классические (вышеупомянутые) конфликты науки и религии  не представляют для них никакого интереса.

Профессор статистики не обеспокоен научным подходом к чудесам. Исследователь в области анатомии пользуется не своими научными учебниками, а сводом еврейских законов Шульхан арух для определения кошерности птицы.

Химик больше обеспокоен правильным произношением слов Торы, нежели углеводородным соотношением углерода 14 к углероду 12 в химическом анализе рукоятки древнейшего топора.

 

Настоящие учёные и соблюдающие евреи не решают противоречий между наукой и Торой, кто же тогда раздувает огонь?

Но есть и такие, кому очень нужно раздуть конфликт о парадоксе, о котором я  написал прежде. Если настоящие учёные и соблюдающие евреи не поднимают вопросы о противоречии между наукой и Торой, тогда, кто эти люди? Если мы живём в мире, в котором гениальные учёные с мировым именем молятся и искренне соблюдают Тору, и их выбирают на должностные посты, то кому выгодно «взвинчивать» массы и раздувать огонь погасшего костра  бессмысленными спорами? И почему?

Я утверждаю, что в разжигании огня посредством таких дебатов, виновны несколько крупных групп, влившиеся в еврейскую жизнь извне. Далее, я заявляю, что их мотивы для участия и продолжения споров связаны, скорее, не с поиском истины, а с самосохранением. Но, прежде всего, я провозглашаю, что «брожение умов» производимое такими группами, настолько запутывает основные разногласия, что среднестатистический член еврейской общины вообще не знает, о чём идёт речь.

 

Первая группа: поколение иммигрантов

Представителями избранного круга можно назвать моих родителей и поколение, которое выросло в последнее десятилетие XIX века. У них утвердилось мнение: за прошедшие 80 лет наука ничего не открыла, а еврейские учёные ничего не изменили в своих выводах.

Для поколения моих родителей, наука и техника не были непримиримыми врагами Торы и иудаизма; они были его естественными преемниками. В их глазах, наука и техника представляли прогресс, обещание и Новый Свет. Они не понимали, что говорили Лист, Кельвин, Дарвин и Фрейд, но в них укоренилась глубокая вера в людей науки. С другой стороны, они не имели представления, о чем говорила и Тора. Они сравнивали Тору с архаикой, рухлядью, суеверием и различными видами ограничений.

Поколение, выбравшее сионизм и социализм, культуру, свободу и либерализм, заменили суеверия Старого Света суевериями Нового Света. Они совершили это не намеренно, по сути, инстинктивно, однако выбор ими был сделан: это поколение обожествило науку и технологию и построило алтари новым божествам научно-технического прогресса (а в отдельных случаях, принесло в жертву этим божкам своих детей).  

В этой статье мы не задаёмся целью анализировать причины и динамику этой социокультурной революции. Но в двух вещах я уверен: причины, по которым они избавились от Торы (давайте заменим слово «избавились» на «обновили», так как первое звучит несколько обидно и унизительно), имело мало общего с Торой; и причины, по которым они обожествляли науку, не носили подлинно научный характер.

Однако это произошло. Наука и истина стали синонимами и были приравнены друг к другу. Слепое принятие научных утверждений превратилось в традицию для многих последующих поколений.

Сложилась, действительно, безнадёжная ситуация для тех, кто следует за историческими событиями в мире науки. Еврейская община сильно изменилась с тех пор, как возродилась из пепла сто лет назад. Двадцатый век, переживший как Холокост (уничтожение нацистами европейского еврейства), так и возрождение еврейской жизни, безоговорочно изменил еврейские ценности и представление об иудаизме.

Сионизм, социализм и коммунизм сегодня не являются движущими силами нашего мироощущения и больше не станут (надеюсь!) проблемами нашего существования, в том числе, в Израиле. Мечты об интернационализме, объединённых народах и равноправии между «семьями наций» с каждым разом, когда Генеральная Ассамблея ООН поднимает эти вопросы на очередном заседании, «становятся всё кислее» и не приветствуются. Обещания Америки и мираж её политико-экономического могущества подвергаются тщательному критическому пересмотру. Но отношение евреев к науке, особенно к конфликту с Торой, совершенно не изменилось. Это недоверие как закрепилось прочными узами в последнее десятилетие XIX века, так и остаётся непреложным поныне.

 

Вторая группа: современное религиозное учреждение

«Современные» еврейские подходы к иудаизму в Америке, в некотором смысле, подпитывают конфликт между наукой и Торой. Однако, в отличие от поколения иммигрантов, они не считают науку преемницей Торы; более того, они пытаются переписать Тору, чтобы выразить своё абсолютное согласие с обладательницей истины современности — наукой. Таким образом, они надеются оправдать две свои основные претензии: 1) законное существование на еврейской арене истории, с одной стороны, — хранителей религии, Торы и традиции, а 2) с другой — современное возвращение неандертальцев, которые учат Торе как вечному и незыблемому авторитету.

Интересно отметить, что все современные еврейские взгляды, независимо от их теологических разногласий, имеют почти идентичный подход к противостоянию между наукой и Торой. Согласно этому подходу, Тора «изъясняется» аллегорическими образами,  в то время как наука объясняет происшедшие явления и события методом доказательств; Тора была предназначена научить морали, а наука — обучить фактам; по мере того, как наука развивается, и в ней обнаруживаются новейшие открытия и достижения, Тора утрачивает свой «современный» статус и нуждается в доработке свежими материалами, дабы путём переписывания и корректировки избежать конфликтных недоразумений с реальностью новых открытий.

«Евреи могут больше не воспринимать повествования Торы в прямом смысле и буквальном контексте»,— утверждают либеральные теологи. Наоборот, они готовы принять любую новую теорию, любое новое утверждение и любую новую версию реальности, если их одобрит научная цензура. Таким образом, заявлено, что Тору нужно сохранить, но только для её нравственных, гуманистических и даже литературных художественных целей, а её примитивные и ненаучные высказывания рассмотреть как нечто ненужное и нуждающееся в доработке.

Резюмируя, скажем, что никто не собирается полностью отрицать богатства Торы, ее способности охватить весь спектр человеческой жизни, однако доверие необходимо передать только тому, что принято либеральным религиозным учреждением от объединения городов Цинциннати, Нью-Йорка и Лос-Анджелеса  в завершение  XX века.

В либеральной теологии очень мало абсолютов. Компромисс — это добродетель, а традиция — образ жизни. Поэтому не должно быть неожиданности в признании того факта, что в конфликте между Торой и религиозной традицией, современная религия не озабочена былыми противостояниями и даже не задерживается бросить вызов науке. Никакой психиатр не поставит диагноз человеку, утверждающему невнятные, причудливые постулаты науки; никакой астрофизик не скажет, что научная теория абсурдна.

Вся наука и все её исследования принимаются в качестве неоспоримых, надёжных источников достоверной информации, в то время как Тору постоянно возлагают на прокрустово ложе компромисса, где её сжимают,  растягивают или обрубают ради соответствия новому открытию.

В лучшем же случае, любое новое открытие вступает в конфликт с «неудобоваримым» законом Торы. Гипотеза, например, о законах кашрута, действительно, была древним правилом общественного здравоохранения, которая убивала двух зайцев одним выстрелом. Это должно быть ярким свидетельством того, что когда-то Тора была действенной (даже продвинутой!) А сейчас «старые законы» заменяются современными санитарными кодексами, сформулированными «первосвященниками» Федерального управления по контролю за продуктами питания и лекарственными средствами. (Нет никаких аргументов, чтобы опровергнуть данную гипотезу, хотя, казалось бы, эксперты в области общественного здравоохранения и продвинутая медицина должны быть весьма эффективны!)

Наука, даже «плохая», постоянно выигрывает войну против «пережитков» прошлого. Кашрут при всей своей ценности соблюдается только на уровне благородной традиции или исторической взаимосвязи с древностью. Но как постановление или Закон Свыше, он всякий раз теряет своё реальное влияние. То же самое верно и о заповедях чистоты супружеской жизни в свете Торы. Коль скоро известно, что на интимную близость у всех «доисторических» людей был наложен запрет, следовательно, давайте – в противовес  архаике  – приветствовать практику половых связей до вступления в брак!

Тору, в этом смысле, рассматривают лишь как исторический документ. Поэтому некоторые законы (по гигиеническим или моральным причинам) принимаются, а другие — отвергаются или игнорируются. Понятие «заповедь» стало первым объектом нападок, мицвот подверглись переосмыслению и переписыванию, причём задолго до новой концепции.

 

Зададим справедливый вопрос: зачем нужно изменять Тору?

В чём и для кого преимущество переписывания? Почему бы вообще не отвергнуть её, как в случае с моими родителями?

 

И действительно, в Америке существует левая религиозная партия, которая навязывает идею о том, что соблюдение Торы, как её моральной стороны, так и ритуальной, давно кануло в лету, безвозвратно устарело. Помимо либерального раввина, находится кто-то, ещё либеральнее, и он задаёт сакраментальный вопрос о необходимости раввина. Именно поэтому либеральному иудаизму всё ещё нужна Тора, в частности, её выхолощенные части, которые они выбрали для сохранения.

Полемика между Торой и наукой стала научно-религиозным «синтезом» — идеальной экспериментальной нишей для «самоуправства», то есть поступать так, как заблагорассудится любому. В то же время сохраняются какие-то традиционные корни. Логика проста: мы хотим сохранить свой институт еврейских традиций, синагогу или храм, хотя бы для того, чтобы не быть хуже других людей. Нам не нужно отбиваться от «коллектива», так как и у язычников, и у других народов мира есть свои святые места, и есть у них церкви, так зачем нам выглядеть перед ними подозрительными «безбожниками»?

При желании можно искупить свою совесть посещением Яд Ва-шем — мемориального комплекса истории Шоа (Холокоста)? А, может, мы стараемся оправдать заработную плату раввина? Будем ли мы пользоваться Торой, чтобы подчеркнуть свою идентичность, или отречёмся от остатка избранного народа лишь потому, что наука сделала новейшие открытия?  

Очень редко в надлежащую формулировку входят такие понятия, как воля Б-жья — желание и намерение Того, Кто даровал нам Тору и утвердил её на самом первом месте.

Предыдущая модель используется сегодня для описания противостояния между Торой и наукой в Израиле. Компромиссы и избирательное применение Торы теми, кто стоит у власти и руководит израильской культурой, политикой и образованием, куда интереснее, чем засалившиеся американские разногласия. Но я не буду затрагивать эту тему до тех пор, пока не сделаю алию, но выступать по этому вопросу буду, скорее, как участник событий, а не зритель.

 

Третья группа: Советская Россия

Существует ещё одна среда, в которой дискуссия в области науки и Торы воспринимается всерьёз: это Советская Россия и другие тоталитарные государства, где, в принципе, отрицается ценность личности и его духовной составляющей. (Примечание редактора: эта статья изначально была опубликована в 1980-х годах).

В этой дискуссии раввины не участвуют, как не компетентные в науке и не желающие идти хоть на малый компромисс. На этом ристалище ведётся  непримиримая жестокая война при поддержке государственной власти, которая стоит на стороне т.н. «науки». И такое сражение всегда бы одерживало верх, если бы… среди нашего поколения не существовали истинные герои и кдошим (святые мученики).

То, что в России существует война против Торы — понятно. Тора — это парадигма, противоположная советской идеологии. Тора и диалектический материализм находятся в абсолютной и бескомпромиссной оппозиции друг к другу во всех возможных точках соприкосновения. Вот почему Советская власть считает необходимым искоренить Тору с её ценностями, её историей, её героями и её идеалами. По мнению коммунистов, ради победы над «жидовской ересью» недостаточно искоренить только 10 заповедей; этого мало: нужно стереть с лица земли саму идею о Творце вселенной и Его творении, о том, что Он Един и существуют иные миры.

Коммунистов не волнует, что заповеди Торы давно считают «старомодными». Мицвот Торы бьют по самому больному — в самый корень советской идеологии и её безбожной сути. Таким образом, советское правительство для того,  чтобы выжить самому, использует снаряжение «науки» дважды: сначала как оружие, противостоящее Торе, а затем, — как модель ценностей, лишенных Всевышнего, для её замещения.

 

Спорные вопросы и их оковы

По-видимому, из вышеизложенного следует, что разногласия между Торой и наукой, или то, что обозначается как конфликт научно-религиозных интересов, на самом деле не является чем-то новым и не имеет никакого существенного отношения ни к сотрудникам Академии наук, ни к учёным Торы, но т.н. конфликт влачит за собой некий запутанный посторонний багаж.

Участники споров, на самом деле, не обладают мотивацией узнать истину. Однако среди них существуют такие, кто жадно стремится подменить истину, как оказалось, псевдонаукой, другие — желают переписать Тору, или переиначить её, подогнав под науку; и, какие бы цели они ни преследовали, они хотят уничтожить бытие Торы.

Вместе с тем, сторонники этих дебатов ради своей цели готовы вылить на носителей Торы накопленную агрессию. При этом их нисколько не смущает собственное абсолютное невежество.

Удивительно, как мало аргументов такой «науки» основывается на достоверных, воспроизводимых наукой данных. Научные гипотезы и процесс рассуждения априори цитируются в изобилии, зачастую из уст ораторов, чьи глубочайшие «научные познания» ограничены телеканалом National Geographic и школьными учебниками по биологии.

Высококлассные мыслители, философы науки, улавливающие тонкую грань вероятности, неопределённости и ограниченности научных экспериментов, редко участвуют в таких дискуссиях. Да, к тому же, зачинщики подобных дебатов, слишком часто вырывают из контекста нужные им фразы, бросаясь цитатами английского (или иного) перевода Библии. Они повсеместно игнорируют комментарии мудрецов Торы, дорогие для сотен поколений.

«Нам нужно идти дальше, зачем топтаться на месте комментариев Раши к первой строке книги Бытия (Берешит)»,— будто бы заявляют они. Сколько желчи и язвительности можно было бы избежать, сколько времени сберечь вокруг «Теории большого взрыва», если б только объяснения Раши (Тора начинает повествование о творении для того, чтобы грамотно распределить и разграничить права собственности между Творцом и творением согласно воле Вс-вышнего) были приняты за чистую монету!

Почему легче принять авторитет лорда Бальфура, дабы оправдать еврейское завоевание Эрец Исраэль? Неужели потому, что Бальфур был англичанином? Скорее всего, потому, что декларация Бальфура не влечёт за собой принятия других вещей.

Раши упоминал о том Творце, Который беспокоится за Своё творение, Который передаёт народу Его наставления через свет Торы и Кто предъявляет человеку определённые требования.

 

В чем суть дебатов между наукой и Торой?

 

Таким образом, суть дебатов между наукой и Торой — это личные и общественные последствия и обязательства, которые возлагаются на каждого еврея, на каждого человека, если Тора, действительно, истинна и справедлива. Участники дебатов прекращают упражняться в своих философских предположениях, когда чья-то судьба зависит от их последствий.

Должно быть интересно спорить о  Большом взрыве, происшедшем 15 миллионов лет назад, и о Десяти Б-жественных речениях, данных 5745 лет назад, или рассуждать о справедливости любой эволюционной теории, модной в наше время.

 

Каков главный вопрос повестки дня?

Но остался без ответа один вопрос, с которым столкнулись и Моше рабейну, и мудрецы Талмуда, и Маймонид, и Любавичский ребе, заключенный  в большевистскую тюрьму в 1927 году. Вопрос, поставленный на повестку дня, был об источнике непреложной истины! О том, что определяет поведение человека. Что движет разумом человека: соблюдение заповедей или гипотеза? Или, всё же, это Б-жественное руководство, открытое нам Торой?

Вот почему, дебаты между Торой и наукой неизбежно отвращают людей от Торы. Если еврей убеждается в том, что найденные кости динозавра являются оправданием тому, чтобы не накладывать тфилин, то такая проблема становится намного серьёзнее, чем подсчитывание очков в спорах.

Несомненно, научно-религиозные дискуссии важны, но только до тех пор, пока такие аргументы, как возраст Вселенной, не сбивают еврея с намеченного пути, на котором он воздерживается от соблюдения мицвот, заповеданных ему (или ей) Торой.

Наука и техника многое делают для человека; но как тяжела утрата, когда заблуждения и ошибки становятся костылями для несоблюдающих евреев и препятствием для тех, кто хотел бы возвратиться на путь Торы! Это далеко не основное расхождение между хорошей наукой и Торой, которое ведёт к неприятию Торы и к отступлению от неё.

Лишь тогда наука согласуется с Б-жественным провидением, когда научное наблюдение или поставленный эксперимент раскрывают ранее скрытую истину о нашей Вселенной или о нашем здоровье. Ибо между одной истиной и другой, между реальностью и действительностью не может быть противоречий.

С другой стороны, камнем преткновения в этом диалоге являются научные ошибки (или неверное понимание Торы). Корыстные, столетней давности гипотезы, замаскированные под «видимость» науки и её «научные» догмы, завуалировали честный взгляд на истинное положение вещей.

Они препятствуют правдивому исследователю истины осуществить намеченный замысел.

Есть острая необходимость в том, чтобы сбросить с себя оковы ненужного груза. Нужно в срочном порядке прополоть сорняки с клумбы. Мы тогда лишь сможем провести честную дискуссию о противоречиях между Торой и наукой, когда нейтрализуем предубеждения, рассмотрим ключевые доктрины и чётко сформулируем аргументы.

Если мы сделаем это, то вскоре обнаружим, что нет никаких противоречий, не существует расхождений, и нам нет нужды идти на компромисс.

Перед нами предстанет наука в другом обличии: у неё нет костылей, препятствующих соблюдению мицвот, и она не является препоной для тех, кто желает вернуться на путь Торы.