Статья посвящается

Эта статья еще никому не посвящена. Нажмите тут, чтобы её кому-то посвятить!

От нацизма к иудаизму

Невероятная, подлинная история Фрэнка Миинка, бывшего белого расиста, который встал на путь борьбы с ненавистью и выбрал еврейское наследие.

Джейк Теркс

 

«Эй, Джош», — прошептал голос в трубке. «Сегодня вечером будет вечеринка. У меня дома. Почему бы тебе не прийти?»

Джош согласился. Он не знал, что никакой вечеринки на самом деле не планируется. Всего через несколько минут после того, как тем вечером он вошел в эту квартиру, его похитили, подвергли пыткам и отпустили только после получения выкупа Фрэнком Миинком, чье имя было одним из самых грозных в кругах скинхедов в то время.

А чего Фрэнк не знал тогда, так это того, что благодаря похищению Джоша, лидера соперничающей банды скинхедов, он окажется на прежде неизведанном ему неожиданном пути борьбы с ненавистью, в течение нескольких лет навсегда разорвет свою связь с неонацистским движением и в конечном итоге узнает, что сам является евреем.

 

Темный рассвет

Расти в Южной Филадельфии Фрэнку Стивену Бертоне (Миинку) было непросто. Жестокого отца-алкоголика заменил жестокий отчим-алкоголик, а мать всегда была апатична. Фрэнк рос беззащитным перед насилием орудующих в его районе банд, которое сопровождалось постоянными войнами за лидерство между конкурирующими по соседству ирландскими и итальянскими гангстерами. Он никогда не чувствовал какую-либо поддержку или защиту со стороны взрослых.

Единственный способ выжить в этой обстановке — думал он с самого раннего возраста — самому стать таким же и быстро повзрослеть. В его условиях не потребовалось так уж много времени, чтобы семена ненависти, которые уже были посажены в душе Фрэнка, проросли. И на ферме его дяди недалеко от Ланкастера, штат Пенсильвания, все идеально для этого подходило.  

«Когда я был ребенком, мои дяди использовали такие выражения, как «Не надо меня евреить», то есть «не надо обманывать», или «Кто-то пытался сегодня меня объевреить», — вспоминает Фрэнк. «Я никогда этого не понимал. Когда я слышал шутки о евреях и деньгах, все окружающие могли смеяться, но я — нет, потому что ничего не знал об этом.

После одной из таких шуток я подошел к дяде и спросил: «Что это значит?» А он ответил: «Ты поймешь, когда подрастешь.»

И однажды, когда Фрэнку было 14 лет, что-то произошло.

«Я тогда сидел на своем первом неонацистском собрании, и один из парней заговорил о том, что евреи тайно управляют Федеральным резервом и сливают деньги оттуда на поддержку Израиля. В тот момент я понятия не имел, что такое Федеральная резервная система, но когда он сказал это, я понял смысл всех тех шуток. Этот парень открыл для меня возможность понять, что значит «Не надо меня евреить». До того момента я искренне не понимал, о чем речь».

Внезапно Фрэнк почувствовал себя взрослым. Как один из них. Будто он давно принадлежал этому обществу.  Почувствовал где-то внутри себя. Окончательно.

«В тот момент мне показалось, что я должен быть старше — я наконец понял шутку, поэтому теперь я старше. Я хотел знать то же, что знали взрослые».

Фрэнк проявил интерес к концепции превосходства белых, веря, что белые выше остальных рас. Именно в этой обстановке Фрэнк впервые почувствовал себя в безопасности.

«Мои родители были наркоманами и расстались вскоре после моего рождения. Я никогда особо не видел надежды. Мой взгляд на мир был наполнен страхом, в детстве я жил очень напуганным. Были времена, когда я не знал, когда в следующий раз смогу поесть или кто будет заботиться обо мне. Я смотрел на мир через призму того, что должен искать способы выжить, где бы и когда бы ни оказался. Я должен был получить свое раньше других. Я чувствовал, что никто мне не поможет, поэтому я должен сам брать все, что могу».

Прожив свои лучшие годы рука об руку с ненавистью, Фрэнк, которому сейчас 43 года, вполне эксперт в этой теме.

«Это всегда начинается со страха», — говорит он, когда я спрашиваю, что можно назвать самым большим общим знаменателем между всеми этими историями ненависти.

 

 

Полное боли детство

Как становится ясно из его ответов, Фрэнк не подпитывался боязнью быть убитым конкурирующей бандой или бывшим союзником, не пугался риску быть пойманным местными жителями или арестованым правоохранительными органами. Это был страх, исходящий из детства —  постоянный страх быть отвергнутым родителями, что сам он идентифицирует как самую мрачную тему своего детства.

«Когда я был ребенком, я очень хорошо играл в футбол», — рассказывает он. «Я был очень хорошим спортсменом, невероятно быстрым. Моя мама снова вышла замуж за мужчину, который меня ненавидел, и который никогда не упускал возможности меня унизить. Они намеренно игнорировали бы мои спортивные успехи и они не поддержали бы тогда, когда это действительно нужно. Это действительно больно».

Я спрашиваю Миинка о самых мрачных темах его взрослой жизни.

«Вернувшись к наркотикам и снова подсев на героин, я однажды, когда мой отец и его семья уехали на несколько дней, ворвался в их дом. Я сидел там, пытаясь расслабиться и почувствовать себя комфортно, но пройдясь по дому, я понял, что в нем нет ни одной моей фотографии. Были фотографии всех других его детей, но меня не было ни на одной.

«Я поднялся наверх, достал пистолет, и был очень близок к тому, чтобы спустить курок. Вероятно, это был самый мрачный день моей взрослой жизни. Я пытался совершить самоубийство несколько раз. Меня отправляли в психиатрические клиники. Однажды мне пришлось сбежать из психушки в Индиане, чтобы добраться до Спрингфилда, штат Иллинойс — там была запланирована одна встреча. Я был очень одиноким и подавленным и, независимо от того, насколько мне стало лучше после последней попытки суицида, я все еще чувствовал, что пребывание внутри моей кожи не было для меня приятным.»

Факт того, что Фрэнка бросили родители, зародил в нем чувство неполноценности внутри и чувство превосходства снаружи. Как же он примирял эти противоположности?

«Это связано с тем, что я являлся эгоистом без чувства собственного достоинства. Если бы у меня было чувство собственного достоинства, я бы сказал, что я в порядке, что я могу добиться чего-то, но мое эго говорило мне, что я лучше всех — и я должен быть лучше всех, потому что я не достаточно уверен в себе, чтобы здраво оценивать свои способности.

Тони Макалер, который, как и я, бывший неонацист, очень хорошо выразился об этом. Мы говорили о нашей жизни, и я сказал: «Что произошло? Я потерял свою человечность». А он ответил: «Ты не потерял ее, ты продал ее за признание».

Расизм в целом является величайшей приманкой и способом переключиться. Каждый человек, которого я знаю, кто когда-либо вступал в некую группу ненависти, является жертвой этого. Эти группы притягивают людей, которые хотят гордиться своим наследием, но чувствуют, что не могут это делать, потому что тогда они будут называться расистами.

Но когда новичок приходит на встречу, это уже совсем другая история. На наших встречах мы никогда не говорили о своем наследии; это всегда выглядело как «Посмотрите, что они творят». Это очень сильная приманка».

 

 

Из огня в полымя

Для Фрэнка идентифицировать себя как неонациста поначалу было непросто, тем более, что его деды сражались с нацистами во Второй мировой войны. Поэтому первое время он избегал ярлыков. Но со временем этот барьер рухнул.

«Меня учили, что мои деды были жестоко обмануты и потому ошибались», — печально говорит Фрэнк, — «а на самом деле их просто втянули в большой еврейский заговор. Это настроило меня против дедушек, к сожалению, а ведь они были действительно хорошими людьми (один, слава Богу, еще жив). Они рассказывали мне реальные истории, но я не верил и отвечал, что все дело в еврейском заговоре.

Я не мог им поверить, потому что, если бы я поверил, я бы не смог спорить о том, во что верил. Я идеологически должен был не верить абсолютно всему, что они говорили мне».

В рамках движения неонацистов Фрэнк быстро втянулся в ряды единомышленников. Он появился в ABC News, чтобы публично заявить о своих взглядах, и в конце концов начал свой собственный путь в мир средств массовой информации.

«У меня было шоу в Спрингфилде, штат Иллинойс, оно стало очень популярно в моем движении. Мы делали не то, что другие неонацистские шоу в то время — эти ребята по сравнению с нами казались стариками, которые просто говорили в течение часа о своих убеждениях”.

«Это было так скучно… Я верил в то же, во что и они, но все еще считал, что они ужасно скучны. Вместо этого у нас в шоу показывалось немного пародий,  играли музыкальные группы — мы делали развлекательную программу».

В мгновение ока Фрэнк был признан одним из лучших неонацистских “вербовщиков” в стране.

«У меня была довольно молодая команда — парни, которые просто решили ввязаться во все это. Я нашел многих ребят в старшей школе — сам  туда поступить не смог, но ребят искал там. Популярность пришла действительно слишком быстро, что сложно для любой группы».

 

 

Похищение

Мало того, что банда Фрэнка была не единственной сильной бандой в городе, так она была даже не единственная группой скинхедов. Другие скинхеды, называющие себя “SHARP” (Скинхеды Против Расовых Предрассудков), считали себя лучше, чем неонацисты. И было несколько пунктов, что могла бы сделать эта банда, не прибегая к насилию.

«Движение скинхедов зарождалось не как новая расистская банда. Все те ребята были бедными детьми в Лондоне, которые жили в основном на подаяние и выступали против хиппи, стиляг и панк-рокеров в 60-х годах.

Это было типичным явлением для английского рабочего класса. Среди этих трудных подростков были и чернокожие, да и в принципе представители всех рас. Чем больше их становилось, тем больший интерес они представляли для агитаторов из Национального фронта (британская радикально — националистическая политическая партия), которые начали привлекать ребят в свои ряды, за ними подтянулись и социалисты. Обе партии увидели среди подростков огромное количество потенциальных союзников и почувствовали, что это очень хорошее место, чтобы набрать в партию новых людей. Именно тогда начался этот раскол, приведший в итоге к разделению на расистских скинхедов и антирасистских скинхедов. Эти две группы сражались друг с другом с 70-х годов».

Однажды Фрэнку пришла в голову идея похитить Джоша, лидера антирасистских скинхедов.

«Моя самая большая проблема с ним заключалась в том, что я думал, будто он пытался украсть всех моих новобранцев», — говорит Фрэнк. «Многие новые скинхеды думали, что он классный, он стал очень популярен, и я решил, что он украдет всех моих новичков после того, как я потрачу все силы, чтобы заставить их присоединиться к нам».

«Ты сам его похитил или только отдал приказ?» — спрашиваю я.

«Я сделал это сам. Я бы не стал доверять кому-то другому такую работу. Мне было 17 лет, но они обвинили меня как взрослого, и это было правильное решение. Я не был хорошим человеком».

Я прошу Фрэнка рассказать мне всю историю.

«Я обманом заставил его прийти ко мне домой; Я сказал ему, что у нас вечеринка и ему будут рады, потому что он дружит с некоторыми из моих друзей. Он даже хорошо знал моего соседа по комнате. Трое из нас были в деле.

Когда мы его звали, у нас фоном играла музыка и было будто бы шумно, чтобы это звучало, как будто в доме настоящая вечеринка. Джош появился, и я сказал: «Я так рад, что ты пришел. Слушай, я должен поговорить с тобой кое о чем». Он кивнул, и мы пошли в спальню.

Я начал обвинять его в различных вещах. Несколько из них были правдой, и он пытался себя защищать, но когда дело дошло до вымышленных обвинений, он, конечно же, сказал, что не знает, о чем я говорю.

Я сказал, что ему лучше признаться. Он спросил: «Исповедаться?» Я ответил: «Да», а затем достал дробовик и направил на него. Мы решили, что будем держать Джоша, пока нам не заплатят выкуп».

Фрэнк признается, что этот случай не был первой историей в его жизни, связанной с похищением. Но на этот раз что-то пошло не так.

«Раньше я делал подобные вещи, но они были хорошо спланированы; в этот раз четкого плана не было. Мы не знали, чем все закончится и будет ли кто-то узнавать про выкуп. Мне просто не нравился этот парень, и я пошел на поводу у своих инстинктов. В других похожих случаях у нас сразу был план действий. Когда мы узнали, что не можем получить за Джоша денег, мы начали его пытать.

На следующее утро мы решили просто отпустить его, но предупредили, что ждем от него денег в обмен на то, что такое с ним снова не случится».

И Джош сразу пошел в полицию.

Тогда Фрэнк этого не знал, но тот факт, что Джош пришел к нему домой, спас Франка от 20-летнего тюремного заключения. Вместо этого ему дали гораздо более легкое наказание — трехлетний срок.

«Сейчас мы с Джошем друзья,» — говорит Фрэнк, рассказывая мне об их случайной встрече в баре в Сент-Луисе много лет спустя. «Я постарался все исправить, и так я поступаю со всеми, кого я когда-либо обидел в своей жизни; Я исправляю. И это не означает, что я просто говорю, что мне жаль. Я иду к человеку и спрашиваю, как я могу исправить то, что произошло между нами».

 

 

 

Сидя за решеткой, но глядя в будущее

Этот тюремный срок превратился в первую маленькую ступеньку на пути Фрэнка к исцелению.

«В тюрьме я общался с участниками “Арийского братства” (крупнейшая организованная преступная группировка белых расистов в США). У нас была своя собственная банда, и я стал ее высокопоставленным членом из-за того, кем был на свободе. Я считался своего рода знаменитостью в этом мире; помните, у меня ведь до этого даже было собственное телешоу.

Сейчас большинство арийцев, сидящих в тюрьме, становятся ими, только когда попадают туда, а не приходят уже такими; они становятся арийцами, потому что должны принадлежать к какой-то группе, чтобы быть защищенными. Мне не нужно было беспокоиться о том, что кто-то может напасть, потому что у меня была целая банда людей, которые имели за большую честь защищать меня. Но у меня не было ничего общего с ними. Они говорили о мотоциклах и ремонте коробок передач, а я этим никогда не занимался.

Я играл в футбол и баскетбол, когда был ребенком, и были времена, когда арийцы тоже играли в футбол, и я бы играл с ними, но их уровень был очень плох. Меня это раздражало, потому что я очень люблю настоящие соревнования с достойными соперниками. Я сыграл с ними пару раз, а потом сказал, что больше не могу это делать. Я хотел играть с людьми, которые действительно умели играть, и единственными, кто действительно мог составить мне конкуренцию, были черные подростки.

Когда я однажды решил спросил одного из черных ребят, могу ли я сыграть с ними в футбол, он ответил: «Нет, у тебя есть свастика на шее. Ты не играешь с нами».

Тогда один из более старших чернокожих парней сказал, что они должны просто позволить мне играть, но его идея заключалась в том, чтобы поставить меня в самое неудобное положение, в котором я сильно пострадаю от другой команды и тогда больше не захочу играть. Но они и представить себе не могли, как быстро я буду двигаться, пока не поймаю первый мяч. И моя скорость отчасти объяснялась тем, как я испугался, думая, что меня никто станет пытаться со мной играть. Они были очень впечатлены тем, каким быстрым я был».

К моменту выхода из тюрьмы мозг Фрэнка уже дошел до мысли, что цвет кожи не является таким уж большим барьером. Но он все еще оставался неонацистом, который добросовестно посещал групповые собрания и митинги. Его оскорбительные для многих татуировки напоминали миру о пристрастиях своего владельца.

 

Еврей

«Когда ты вышел из тюрьмы, у тебя все еще была татуировка в виде свастики на шее, и ты пытался устроиться на работу. Наверное, это не очень хорошо влияло на процесс, да?» — спрашиваю я.

«Да, это не не считается полезным человеческим навыком», — говорит он шутя. «Самое лучшее, что я могу сказать, это что когда у меня вытатуированы “скинхэд” на коленях, свастика на шее накладывают свастику и “сделано в Филадельфии” на голове — люди видят все это, когда я прихожу заполнить анкету для приема на работу».

Был только один человек, который посчитал, что стоит дать Фрэнку шанс — продавец антиквариата из Черри-Хилла, штат Нью-Джерси, по имени Кит Брукштейн. Еврей.

Такие люди, как Фрэнк, не пугали Кита. «Держите врагов ближе» — вот, что он хотел сказать людям.

«Он не придерживался иудаизма», — подчеркивает Фрэнк, — «Но по нему всегда были видны определенные еврейские манеры и иногда он употреблял такие выражения, как «ой, вэй». Когда я смотрел на него, он соответствовал всем стереотипам, которые я мог себе представить.

В первые выходные на работе Фрэнк не сказал Киту и двух слов. «Я просто хотел получить деньги, поэтому делал свою работу».

В течение недели Фрэнк был уверен в одном. «Он собирался меня «объевреить».

Но действительно ли Кит так поступил?

«Совсем наоборот!» — восклицает Фрэнк.

И это взорвало его разум.

«Я уже был готов спорить с ним, зная, что он не даст мне полную зарплату. Поэтому я вел себя очень жестко с ним весь день. В конце дня он говорит: «Так что я тебе должен?» И я грубо бросил ему: «300 долларов».

На самом деле, я уже поднял вдвое большую сумму на чаевых, и он знал об этом — я рассматривал это как ловушку, которую смог перед ним расставить, и хотел посмотреть, что Кит будет делать.

Он вручил мне 300 долларов наличными, и даже не зная, что я собирался с ним спорить, сказал: «Ты действительно хороший работник», а затем дал мне еще 100 долларов сверху».

Получив полную зарплату плюс чаевые, Фрэнк взбесился. «Мы должны были долго спорить!» — вспоминает он. И в течение следующих нескольких месяцев Фрэнк все еще ожидал, что Кит покажет ему свое «истинное лицо». Он надеялся поймать его на чем-то.

 

Жизнь уже не будет прежней

Фрэнк спокойно воспринимал, что несколько лет, проведенные за решеткой в компании чернокожих, латиноамериканцев и азиатов, привели его к пониманию, что все они между собой не такие уж разные. Но евреи? Нет, они и правда отличаются.

«Я держал это в себе, потому что у меня пока не было ничего в этом огромном мире, кроме звания старшего в [неонацистской] группе. Я ничего не говорил о чернокожих, азиатах и латиноамериканцах во время собраний. Я слышал, что люди говорили очень глупые вещи, которые и я имел обыкновение говорить, когда только присоединился к этому движению, и думал про себя: «Это звучит так глупо. Неужели раньше я тоже так звучал?»

Но евреи… Здесь он все еще проводил черту.

«По сути я оставался частью своей группы, пока у меня внутри жило это чувство к евреям — ненавидеть евреев было намного легче, потому что я не был знаком с евреями и ничего не знал о них».

Кроме Кита Брукштейна.

«Он забирал меня каждый раз оттуда, где я был, мы ехали на грузовике, чтобы вместе забрать мебель. Он ехал, а я читал ему газеты вслух. Мы общались, и я понимал, что он очень умный. Он научил меня всему, что я теперь знаю о бизнесе. Я начал восхищаться им, взглянул на него иначе, но решил пока сохранять это в секрете.

Однажды на работе я случайно разбил, стол со стеклянным покрытием, и Кит очень расстроился. Повреждения мебели в нашем бизнесе недопустимы, потому что антиквариат нельзя просто починить. Я был очень сконфужен, потому что момент напротив меня стоял клиент, и я повернулся к Киту, и очень громко сказал: «Я такой глупый, мне так жаль!»

«Называть себя глупым — по жизни было моей первой реакцией, я всю жизнь так делал, когда допускал даже самую маленькую ошибку. Это был самый простой способ справиться с проблемой. Когда Кит закончил общаться с клиентом, он подошел ко мне, схватил  за шею и сказал: «Прекрати говорить, что ты глупый — ты идиот».

Я убрал осколки, и мы вместе поехали по делам в Нью-Джерси. В пути он сказал: «Если ты считаешь, что ты очень глуп, то это значит, что наши взгляды расходятся, потому что я думаю, что ты один из самых умных людей, которых я когда-либо встречал. Так если ты сомневаешься в моем мнении, значит, собираешься сказать, что это я глуп, полагая, что ты умный?»

Тогда он сказал мне кое-что, что застряло в моей голове навсегда: «Умные люди могут прикидываться тупыми, но тупые люди не могут прикидываться умными. Ты просто умный; ты не можешь таким казаться».

Затем Кит высадил Фрэнка в Филадельфии.

«Это была пятница, зарплатный день, но я разбил стол, и поэтому был просто благодарен Киту за то, что он меня не уволил. Я вышел из грузовика и пошел домой, думая о том, что у меня проблемы, ведь я не заработал денег на выходные.

И тут Кит просигналил мне и крикнул, чтобы я вернулся. Я подошел, а он говорит: «Ты еще не получил свою зарплату». Я ждал, что он откроет мой конверт и вытащит деньги, которые я потерял, разбив стол, но он просто передал мне весь конверт и сказал: «Увидимся в понедельник».

Это стало моментом невозврата для Фрэнка. Его старая жизнь закончилась.

«После этого я покончил с прошлым. Я никому ничего не объяснял. Просто перестал ходить на собрания. Я не знал, что я чувствую. Мои эмоции были повсюду. Я не хотел кому-то что-то говорить, потому что боялся, что люди убедят меня передумать и вернуться. Я не хотел в чем-либо с ними соглашаться, поэтому просто перестал туда ходить».

 

Новое движение

В конце концов Фрэнк начал противостоять ненависти. Он написал книгу о своих переживаниях и начал читать лекции о расовом разнообразии и антисемитизме. Он создал хоккейную программу «Гармония через хоккей», которая способствует развитию спортивных навыков и уважению к другим. Также Фрэнк стал соучредителем организации «Жизнь после ненависти», которая помогает бывшим неонацистам выйти за рамки своих прежних убеждений. Ее суть в обращении к людям, которые находятся в процессе выхода из групп ненависти или еще колеблются, и возможности убедить их навсегда отвергнуть как идею ненависть к тем, кто не похож на тебя.

Есть еще кое-что, помимо страха, что объединяет большинство неонацистов. Большинство из них никогда не встречали евреев. И Фрэнк в своей организации дает им возможность это исправить.

«Среди евреев у меня есть несколько хороших знакомых, которым я доверяю, и они не против мне помочь; они достаточно толстокожи, и могут справиться с этим.

Идея моего подхода в том, чтобы сначала расслабить человека, а потом смутить его. Все собравшиеся в комнате знают, для чего они там, но я уверен, что, в первую очередь у них есть нечто, что их объединяет. Это может быть спорт, игры или что угодно другое».

Когда беседа очередного молодого нациста и еврея продолжается уже какое-то время, Фрэнк прерывает их и спрашивает еврея (обычно это раввины или выжившие после Холокоста люди): «Когда вы видите свастику, что вы чувствуете?»

Фрэнк выделяет один конкретный случай:

«Один мальчик, учившийся в 10-м или 11-м классе, постоянно рисовал свастику в книгах и на своем хоккейном обмундировании. Он делал это, потому что считал, что это такой вид подросткового бунта; на самом деле он совершенно не верил в нацистскую идеологию. Проблема заключалась в том, что он не понимал, как воспринимаются его действия со стороны.

Я познакомил его с двумя раввинами, и они решили устроить ему встречу с выжившими после Холокоста евреями.

Мы пришли на эту встречу, и я организовал разговор таким же образом — как-будто он случайный. Эти пожилые люди выглядели очень хрупкими, они говорили этому мальчику, что он выглядит как их внук и так далее. Затем в разгар беседы я просто повернулся и спросил: «Сэр, что вы чувствуете, когда видите свастику?» Тогда старик задрожал, на глазах у него появились слезы. Он ответил: «Этот символ забрал у меня все. Он забрал все у моей жены». И начал рассказывать свою тяжелую историю.

Когда он закончил, я задал вопрос: «Этот мальчик рисует свастики, не осознавая, что он на самом деле делает. Что бы вы могли ему сказать?» Старик ответил: «Этот символ мучил меня всю мою жизнь. Сейчас моя жизнь почти закончилась, но как кто-то еще может использовать свастику, как люди могут носить ее на себе после всего, что она со мной сделала? Иногда я теряю веру в человечество».

Тот парень был в шоке. После этого мы вернулись к прежнему разговору; старики обняли его, и мы разошлись. Несколько дней спустя я зашел к нему поговорить с его матерью и посмотреть, как у него дела. Мать сказала мне, что он сбил и сорвал все свастики, которые у него были».

 

 

 

Ненависть к ненавистникам — это все еще ненависть

«Когда я маршировал вместе с неонацистами на наших шествиях и нес знамя, я всегда был в первых рядах. Полицейскими окружали нашу колонну со всех сторон, а сотни протестующих бросали в нас всякие вещи. Я никогда не уходил в себя и не думал, что мне стоило бы переосмыслить свои убеждения.

Но когда кто-то садился рядом со мной, чтобы поговорить, я не мог с ним воевать. Я просто не мог сражаться с тем, кто видел во мне человека. И тогда я сразу же понял, что когда я общаюсь с ребятами, которые пытаются выйти из групп ненависти или еще сомневаются в правильности этого решения, я смогу чего-то добиться только если дам им почувствовать, что искренне понимаю их видение мира.

Я не сражаюсь с ними в идеологическом плане. Это не то, для чего я здесь. Вы никогда не сможете таким путем загнать расиста в угол, потому что когда вы озадачите его хорошим вопросом или фактом, он просто скажет, что это все еврейский заговор. Все, что расисты не могут объяснить, называется еврейским заговором. Я стараюсь относиться к ним как к людям и находить то общее, что у нас есть. Обычно это боль расставаний, развод, алкоголизм, алкоголизм родственника и т. д. Я веду к тому, что мы оба люди, и я отношусь к нему должным образом. Я не сижу и не говорю ему, что он глуп из-за того, что у него такие убеждения. Всякий раз, когда он говорит что-то действительно возмутительное, я отвечаю: «Раньше я тоже так говорил. Я был там. Я понимаю тебя».

Я отношусь к нему не как к проявлению зла, а как к человеку, и это работает. Он успокаивается и понимает, что у него никогда не было такого хорошего общения с кем-то, кроме участников его движения».

 

 

Забавно, ты похож на еврея

Сейчас идеология Фрэнка поменялась и в отношении религии. «Я верю в высшие силы», — говорит он. Но это уже не католицизм, с которым он рос.

Оказывается, как недавно он обнаружил, его бабушка по материнской линии была еврейкой.

«Семья моей матери абсолютно еврейская, но со временем пришла к ассимиляции. С годами члены семьи стали вступать в браки с католиками, и так постепенно все стали католиками. Но все женщины по материнской линии были еврейками».

Какой же была его реакция, когда он обнаружил, что сам является одним из тех, которых он призывал ненавидеть?

«Я подумал, что это потрясающе. Когда-то один из моих дядей действительно что-то говорил о том, что мы евреи, но я считал, что он просто что-то перепутал. Я начал изучать доступные мне материалы, и тогда дядя написал мне, что я должен искать информацию про бабушку Маллен. Она осталась жить в еврейском районе, даже после того, как он стал ирландским. Я действительно ее не помню; Помню только, как я ходил к ней домой, когда был маленьким ребенком, и у нее всегда была конфетка для меня. Я думаю, что она даже соблюдала иудаизм в своей семье, когда была маленькой девочкой, но по мере ее взросления они остались в ирландском районе, и она вышла замуж за ирландского парня. Когда я узнал это, мне было очень приятно».

Правда обнаружилось во время беседы с раввином Йоси Джейкобсоном, раввином от Хабада в Де-Мойне. «Около пяти или шести лет назад мы с равом Джекобсоном обсуждали документальный фильм, который снимали вместе, и он сказал мне, что я похож на еврея и что моя фамилия звучит как еврейская. Он отметил, что составляющая “ии” в фамилии — это устаревшее еврейское правописание, которое больше не используется. Оказывается, эта фамилия досталась мне от семьи дедушки по маме, они производители кошерный сыра. Это просто сумасшедшая новость! Я рассказал ему о семье моей бабушки, а затем он достал свой тфилин и показал, как надо его надевать. Это был особый момент».

Тот факт, что Фрэнк носит материнскую фамилии Миинк, сам по себе интересен.

«Я урожденный Бертоне, это фамилия моего отца, он итальянец. Мы вернулись жить в ирландский район, а ирландцы и итальянцы не ладят. И иметь итальянскую фамилию в ирландском районе было бы для меня проблематично. Первым человеком, который сказал, что мне стоило бы использовать фамилию Миинк, была моя монахиня из моей католической школы. Я помню, как был счастлив, что моя фамилия стала короче, потому что ленился писать даже лишнюю букву».

Где-то в глубине души Фрэнк чувствует, что всегда знал правду.

«Прежде чем я узнал об этом,  однажды мы с женой решили рассказать детям о Хануке и отпраздновали ее вместо Рождества, просто потому что хотели открыть детям что-то новое.

Мы выложили фотографию с ханукией на Facebook, и мой двоюродный брат прокомментировал: «Я не знал, что твоя жена еврейка». Именно тогда дядя связался со мной и начал рассказывать о бабушке Маллен».

Послание Фрэнка состоит в том, что «мы не можем использовать ненависть в борьбе с нашими ненавистниками — это заставляет их чувствовать себя уверенно, ведь мы ведем себя как они. Когда мы сражаемся с ними при помощи любви, сострадания, заботы и сопереживания, они не могут идти против этого. Как я уже говорил, если люди бросают в меня бутылку, я могу бороться с ними; но если вы сядете поговорить со мной, я не смогу встать и ударить вас в лицо».

 

Была ли эта информация полезной?

Да (1)
Нет
Спасибо за ваш отзыв!
Скачать наше приложение
Вам понравилась статья? Поделитесь ею с друзьями!
Facebook
VK
OK
Telegram
WhatsApp
Skype
Еще от Автора
Спонсировать

Вы можете помочь нашим проектам, урокам и программам

Нам нужно собрать 5.000 USD в этом месяце, из них собрано:
17%
Maaser Truma

Дорогой ,

Пожалуйста, выполните перевод на сумму на выбранную вами карту.

🇷🇺 Сбербанк карта — 220 220 363 423 9752
🇺🇦 Карта Альфа Банка - 5168 7520 0634 9925 на имя Веретельник Илона Александровна

Большое спасибо!
Рав Реувен Куклин

SSL Security 100% безопасный перевод

Посвятить статью

Dedicate Article

Внимание!

После отправки данной формы, статья будет обработана в течение 48 часов.

Случайные статьи из рубрики Биография
Возможно, вам это понравится!
Перейти к содержимому
Имрей Ноам Мы хотели бы показывать вам уведомления о последних новостях и обновлениях.
Dismiss
Allow Notifications