Мне было известно только то, что во время войны они были убиты ужасными людьми, которых называют нацистами.
Всю мою жизнь их единственная фотография стояла на видном месте в нашей гостиной, но, как в детстве, мне всегда было страшно смотреть на них слишком пристально.
Они были родителями моего отца, но, в отличие от моих бабушек и дедушек по материнской линии, я о них ничего не знала. Знала только, что меня назвали Менухой в честь моей неизвестной бабушки и что она и мой дед Менахем Мендель были убиты во время войны ужасными людьми, которых называют нацистами.
Насколько я знала, самой страшной войной была Вторая мировая. Моему отцу Азриэлю тогда чудом удалось получить редкую визу из Литвы буквально в последний момент, за три недели до начала войны, в августе 1939 года. Он рассказывал нам о своем тревожном путешествии по Европе на поезде и как в этом поезде завязал разговор с молодым немецким солдатом, который позже поблагодарил моего будущего отца за то, что тот был для него таким интересным попутчиком.
Когда поезд достиг безопасного места в Голландии, пассажиры вышли и опустились на колени, чтобы поцеловать землю.
Затем мой отец плыл на корабле в Южную Африку, подальше от ужасных потрясений Европы. И, хотя он был избавлен от участи переживших Холокост, «как клеймо, выхваченное из огня», он никогда не забывал своих любимых родителей, оставшихся в Европе.
Когда война наконец закончилась, он попытался их найти, но, к величайшему сожалению, безуспешно. Однажды он получил письмо, в котором говорилось, что женщина по имени Менуха Левин пережила войну и живет в Израиле. Но его обнадеживающая мечта вскоре сменилась горьким разочарованием: эта женщина не была его матерью, просто по иронии судьбы носила такие же имя и фамилию.
Мой отец, как и другие выжившие, хотел продолжить свою жизнь. Он женился на моей матери Лее, а на следующий год, когда я родилась, назвал меня в честь бабушки, его мамы.
При том, что я никогда не знала своих бабушек и дедушек по материнской линии, моя мама рассказывала мне о них много подробных историй. Они оказались среди многих еврейских иммигрантов, которые покинули Литву в начале 1900-х годов и поселились в южноафриканском Кейптауне. Мой дедушка Моше умер относительно молодым вследствие травмы головы, а бабушка Фрайда дожила до моего рождения, но скончалась вскоре после того, как мне исполнился годик. Тем не менее, в рассказах моей матери они казались мне очень реальными и знакомыми.
Но моему отцу было слишком больно говорить о своих родителях, поэтому я росла, не имея представления, какими же они были.
Мне также не хватало знаний о нацистах и злобном человеке по имени Гитлер. В возрасте семи лет, увидев обложку книги о Давиде и Голиафе, я сразу предположила, что Голиаф, устрашающего вида великан, и был тем Гитлером. А иначе кто еще мог быть таким большим и сильным, чтобы убить столько невинных людей?!.
Став старше, я начала узнавать ужасающие подробности о Холокосте, в том числе о том, как могли быть убиты мои бабушка и дедушка по папе. Когда в июне 1941 года немцы вторглись в Литву, там проживало около 220 000 евреев. И казни начались в первый же день вторжения, когда немцы приступили к осуществлению своего жуткого кровожадного плана в отношении евреев.
Однако почему-то мне показалось некоторым утешением то, что по крайней мере моих дедушку и бабушку не запихнули в забитый до отказа вагон для скота, не депортировали в Освенцим и они не умерли мучительной смертью, задохнувшись в газовой камере – такая судьба постигла слишком многих несчастных евреев из разных стран.
Вместо этого, возможно, мог быть и приятный летний день, когда их вывели из дома и переправили в лес под названием Понар, расположенный в шести милях к югу от Вильно. Я представляю теплое солнце, сияющее в голубом небе, и воздух, наполненный ароматом окружающих сосен. Конечно, они наверняка испугались, услышав первые выстрелы в лесу и понимая, что их жизнь тоже вот-вот прервется, но я хотя бы надеюсь, что умерли они мгновенно…
На фоне того, сколько тысяч евреев проживало в Литве в тот период, уровень нацистского геноцида на ее территории выглядит еще более ужасающим — от 95 до 97 процентов, один из самых высоких в Европе, в первую очередь из-за активного сотрудничества местных жителей, литовцев, с властями Германии.
Так что я выросла, лишенная не только моих дедушек и бабушек-мучеников, но даже не подозревая об их судьбе. Их фото раскрыло мне еще больше, когда я стала старше.
При взгляде издалека казалось, что у бабушки был горб. К своему удивлению, я потом заметила, что она выглядела такой просто из-за поднятого воротника ее темного пальто.
У нее был белый шарф, аккуратно заправленный внутрь, и на ней была удобная черная шляпа, похожая на ту, что я ношу сейчас. Мои дедушка и бабушка стояли бок о бок и были красивой парой.
Каким было бы мое детство, если бы я имела счастье их знать? Как я была бы взволнована, навещая своих любимых Боббу и Зайду, как я назвала бы их на идиш с литовским акцентом. Бобба рассказывала бы мне истории о своем детстве, о связях одного поколения с другим. Мой Зайда с тайной улыбкой подсунул бы мне конфетку и назвал бы «шайна майделе» (милая маленькая девочка).
Хотя мои бабушка и дедушка существуют только в моем воображении, у моих прекрасных внуков есть я. И время, которое мы проводим вместе, особенное: мы обмениваемся объятиями и шутками, рассказываем истории о детстве, занимаемся декоративно-прикладным искусством, я отправляю им загадки по электронной почте.
В моем любимом 128-м псалме есть такое прекрасное благословение: «Да доживете вы, чтобы увидеть детей, рожденных у ваших детей». К сожалению, мои бабушка и дедушка по отцовской линии не дожили до появления на свет своих потомков, но я бесконечно благодарна судьбе за возможность увидеться со своими.
