«Человек из вас, когда принесёт жертвоприношение…» (Ваикра, 1:2)

Поистине достойно сожаления, что слово קרבן не имеет адекватного перевода на западные языки.  Слова «предложение, подношение», которыми часто переводят קרבן, не передают смысла этого слова, так как предполагают, что адресат «подарка» желает получить подношение или нуждается в нем. Понятие, стоящее за словом קרבן, ни при каких обстоятельствах не имеет такой коннотации. Писание никогда не употребляет термин קרבן для обозначения «презента» или «дара». Писание использует его исключительно для описания отношений человека с Б-гом, и понять его можно, лишь учитывая значение, присущее его корню קרב. Ибо קרב означает «подходить», «приближаться» или «(находиться) рядом». Таким образом, оно означает установление «тесной» связи с другим. И тогда становится ясно: акт הקרבה (приближения) означает получение места в более высокой сфере жизни.

Слово «жертва», означающая, что тот, кто ее приносит, отказывается от своего, причиняя себе ущерб, также не соответствует ивритскому слову קרבן; сама концепция קרבן отрицает понятие «жертвы» как акта разрушения или самоотречения. Более того, она указывает, что קרבן предназначен не для удовлетворения желания того, к кому «приближаются», но для удовлетворения потребности «приближающегося», того, кто совершает קרבן, кто желает, чтобы связанное с ним «нечто» смогло установить более тесные отношения с Б-гом. Это и есть его קרבן, а тот акт, посредством которого человеку предстоит достичь этих более тесных отношений с Б-гом, называется הקרבה (приближение). Цель קרבן — искать Б-жественной близости: «Они наслаждаются близостью Б-га» (Йешая 58:2). Именно эту близость к Б-гу еврей считает высшим и, быть может, единственным достижимым благом: «Близость к Б-гу — благо для меня» (Теилим 73:28). Без близости к Б-гу он чувствует себя «подобным животному» (там же, стих 22), лишённым всех тех качеств, которые возвышают его до человека, и чьи достоинства он считает единственным стандартом, с которым он соизмеряет свой собственный взгляд на жизнь и собственное представление о человеческом счастье – понятия, которые становятся ясны ему, когда он входит в залы Б-жественного Святилища: («Пока я не вошел в Святилище Б-га (лишь тогда) понял их конец» (там же, стих 17)

 Из комментариев Рава Шимшона Рефаэля Гирша.