Вопрос:
Как совместить принцип свободы выбора в иудаизме с утверждением мудрецов, что Эсав был склонен ко греху еще до рождения?
Ответ:
Ваш вопрос затрагивает одну из самых глубоких философских дилемм иудаизма — гармоничное сосуществование свободы воли и врожденной предрасположенности души.
Свобода выбора, бесспорно, является краеугольным камнем еврейского мировоззрения. Рамбам в своем фундаментальном труде утверждает, что каждой душе дарована священная возможность самостоятельно избирать между светом и тьмой, между праведностью и грехом (Законы Тшувы 5:1-3). Вся концепция заповедей Торы, божественного воздаяния и ответственности теряет смысл без признания этой свободы. Ведь какая может быть ответственность там, где нет выбора?
Но как же тогда понимать мидраш о том, что Эсав еще в материнской утробе устремлялся к идолам? Неужели его судьба была предрешена еще до появления на свет?
Еврейская мудрость раскрывает нам, что врожденные наклонности и предрасположенности — это лишь исходная точка духовного путешествия, но никак не его финал. Человеческая душа приходит в этот мир с определенным набором качеств, но именно преодоление своего «ецер ара» (дурного начала) составляет сущность нашего духовного роста. И чем мощнее внутренний противник, тем величественнее победа над ним, как сказали наши мудрецы: «По труду и награда» (Авот 5:23).
Поучительна в этом отношении история рава Нахмана бар Ицхака. Талмуд (Шабат 156б) повествует, как астрологи предрекли его матери, что сын будет вором. Движимая любовью и верой, она постоянно покрывала его голову, воспитывая в трепете перед Всевышним. Результатом этой борьбы с предначертанным стал не просто праведник, но великий мудрец Торы.
Виленский Гаон превосходно выразил эту мысль: «Бывает, что душа от природы наделена благородными качествами, но человек все равно сбивается с пути праведности. А другой, рожденный с тяжелым бременем дурных наклонностей, всю жизнь ведет героическую битву со своим «ецер ара». И даже когда он спотыкается, Всевышний судит его с милосердием, видя его непрестанную борьбу» (Совершенная мера, 1).
Но почему же тогда Ривка так глубоко опечалилась, ощущая стремление Эсава к идолопоклонству? Разве не оставалась у него возможность преодолеть свою природу и избрать путь праведности?
Глубинный смысл этого переживания кроется в понимании особой миссии ее потомства — стать народом, несущим свет Божественной истины миру. Для этого возвышенного предназначения требовались соответствующие духовные качества и природные склонности. Тяготение Эсава к идолам еще в материнской утробе было явным знаком его несоответствия великой роли прародителя народа, избранного для особых отношений со Всевышним. Именно осознание этого несоответствия между предназначением и врожденными наклонностями и стало причиной глубокой скорби праматери.
