Нашумевший судебный процесс в Киеве по обвинению еврея в ритуальном убийстве, или хроника «дела Бейлиса»
Что такое «ритуальное убийство»?
1911 год. Мендель Бейлис — обыкновенный приказчик, работающий на киевском кирпичном заводе — вдруг оказывается в центре всеобщего внимания. Обвинение против него тянется сквозь века и государства и простирается, как длинный антисемитский шлейф, исписанный сочинителями т.н. «кровавого навета», обвиняющего евреев в ритуальном убийстве христианских детей, кровь которых, по замыслу авторов подлога, якобы, должна использоваться на приготовление мацы в Песах.
К началу XX в. мировая история знала уже множество подобных обвинений в принесении человеческих жертв с целью употребления крови убиенных в ритуальных целях. Они получили особенно широкое распространение в католических странах Европы. Дело дошло до того, что в XIII веке император Фридрих II запросил мнение церковных авторитетов и поручил провести следствие. По его результатам была оглашена специальная грамота (1236 г.). В ней опровергались все обвинения против евреев в ритуальном использовании крови, и впредь запрещалось возбуждать подобные дела.
В грамоте черным по белому было написано:
«Ни в Ветхом, ни в Новом завете нет указаний, чтобы евреи жаждали человеческой крови. Напротив, в полном противоречии с этим утверждением, в Библии … в данных Моисеем законах, в еврейских постановлениях, которые по-еврейски называются Талмудом, совершенно ясно сказано, что иудеи вообще должны беречься запятнания какой бы то ни было кровью«.
Однако такая ясная и прозрачная грамота ничего не изменила. Череда «кровавых наветов» и связанных с ними дел продолжалась. Ритуальные обвинения нередко сопровождались погромами и изгнанием целых еврейских общин.
Нигде и никогда (исключая самооговоры, вырванные пытками) не было доказано ни одно из подобных обвинений.
Но из века в век возбуждались в Европе подобные дела, и в реальном мире не осталось стран, которые не замарались бы подобной мерзостью.
Россия: после революции и погромов 1905 года
В истоках зарождения кровавого навета против евреев лежит фанатизм и невежество масс. Но не только эти свойства народов объясняют непрерывную череду еврейских погромов и оговоров: ритуальные обвинения евреев всегда были частью государственной идеологии. Власть неизменно разыгрывала еврейскую карту, как только в обществе возникало и росло общественное недовольство. И поэтому старые «предрассудки» и суеверия оказались невероятно живучи.
Обвинения в убийствах с ритуальными целями остались в арсенале всех антисемитских движений и, несмотря на многократно доказанную дикость и абсурд, снова возникали и росли как грибы после дождя при каждой новой антидемократической «погоде».
В революцию 1905 года евреи не раз умывались кровью погромов. Ужесточилось к тому же антиеврейское законодательство. Но постепенно политическая жизнь в стране вошла в более спокойное русло. С улиц и площадей противостояние перешло в Государственную Думу и на страницы периодических изданий и всевозможных СМИ.
Погромы прекратились, но уроки революции остались: безнаказанность власти в пролитии еврейской крови и доступность, и свобода убийства евреев при каждом удобном случае — изменили людей и дегуманизировали общество: оно стало бесчеловечнее и страшнее.
Черносотенные СМИ раздувают истерию ненависти к евреям
В огромном городе Киеве было свое Киевское отделение черносотенной организации «Союз русского народа». Оно отличалось большой силой и авторитетом, а «столичный город» Киев всегда оставался твердыней православия Украины. Однако на этот раз уголовное преступление, совершенное в Киеве, привлекло внимание всей России и, в особенности, ее северной столицы, Петербурга — и до смерти перепугало местные киевские власти. Министерство юстиции и Министерство внутренних дел, казалось, ждали какого-то сигнала для начала большой антисемитской атаки.
Господина Бейлиса без всяких улик и на основании ничем не подтвержденных слухов арестовали и бросили в тюрьму. Сначала говорили, якобы, о том, что тот не разделял христианских взглядов и не шёл на компромисс в праздновании «их Песаха». Довольно скоро стала ясна политическая подоплека его ареста: попытка обвинить евреев в гибели несчастного, смертельно израненного мальчика.
Адвокат Бейлиса предупредил своего подопечного, что ультранационалистическая, антисемитская группа (т.н. черносотенцы) попытается отравить еду, которую приносили Менахему-Менделю из дома: Бейлису велели брать еду из «посуды простого люда», — ведра, в которое сливали остатки тюремного супа и помещали в центр каждой камеры. Заключённых сокамерников также вынуждали разделять с Бейлисом эту гнусную «трапезу»; затем в ведро для «еды» наливали воду для мытья грязной прачечной.
Бейлис знал, что на карту поставлена его жизнь. Он видел перед собой только мрачную, омерзительную перспективу; тюремные чиновники не склонялись к его мольбам, заявляя: «Ты будешь жрать то, что дают. Не хочешь — голодай. Ты ничем не лучше остальных». Тогда Менахем-Мендель Бейлис заявил, что объявит голодовку. Учитывая международный масштаб этого громкого дела, через три дня тюремное начальство смягчилось, и Бейлиса поставили на общее тюремное довольствие.
«Моя смерть запятнала бы евреев»
Российскими законами было запрещено посещение семьи заключенного до даты судебного разбирательства. Суд откладывался на неопределённый срок, и господин Бейлис настолько впал в отчаяние, что его начали посещать мысли о самоубийстве. «Лучше умереть, чем так жить», — писал он. Тем не менее, он понимал, что не всё зависит от его частного желания и выдержки.
«Моя смерть запятнала бы евреев, — рассуждал он, — ненавистники евреев сказали бы, что я сделал это, потому что не смог доказать свою непричастность, или что евреи меня вынудили, ибо хотели скрыть настоящую правду».
Бейлис чувствовал себя неразрывной частью еврейского народа. Это переживание поддерживало его и согревало душу арестованного на протяжении двух лет заключения — пока велась эта чудовищная историческая тяжба, из которой он вышел настоящим героем.
Жизнь Бейлиса до ареста и заключения
Менахем Мендель Бейлис родился в 1847 году в семье соблюдающих евреев. Он рос в небольшом местечке и учился в местном хедере (еврейская религиозная начальная школа). Юношей Бейлис был призван на службу в ряды царской армии; эта служба немало способствовала его ассимиляции в русской среде, и, хотя он знал и помнил основы иудаизма, но в своей автобиографии «История моих страданий» не случайно написал: «У меня не было возможности узнавать еврейскую жизнь в ее полноте».
После женитьбы на Эстер, он работал на кирпичном заводе, принадлежавшем дяде его жены в украинском городе Межгорье. Позже он стал приказчиком на кирпичном заводе в Киеве. «Моя работа ограничивалась конторой, в которой я служил и отвечал за продажу товара и за его доставку», — вспоминал Бейлис. Он описывал свою жизнь в окружении русских соседей как обыкновенную традиционную жизнь, ничем не отличающуюся от других. Молодая пара придерживалась традиционного иудаизма, но соблюдала не все заповеди.
Киевский завод находился в центре города, где евреям жить запрещалось. По просьбе владельца фабрики, господин Бейлис получил специальное разрешение местной администрации жить на территории предприятия. Такое положение дел препятствовало тому, чтобы он посещал синагогальную службу и чувствовал себя частью еврейской общины. Завод работал в шабат — еврейский день отдыха, но никто не мог позволить себе прохлаждаться и исключить любого рода деятельность в этот день.
У Бейлиса была репутация сострадательного и честного человека. Когда в 1905 году в России начались погромы, семья Бейлис, оставаясь единственными евреями в данном районе города, подвергалась непосредственной опасности до тех пор, пока местный священник не пришёл к ним на помощь. Православный священник призвал полицию охранять семью Менахема Бейлиса от возможного погрома и других беспорядков в благодарность за то, что господин Бейлис нашел возможность продавать священнику кирпичи для строительства детского дома по льготной цене.
Доброта Бейлиса проявлялась с самых разных сторон: он часто позволял погребальному шествию проходить по территории завода, ибо это была единственная наикратчайшая дорога из города на кладбище. Был и иной маршрут на кладбище через другой, тоже близлежащий завод, но его владелец-христианин не позволял использовать территорию его предприятия для траурных процессий.
Бейлис подходил к своему делу ответственно и того же требовал от своих работников. «Мы все знаем Бейлиса как честного человека», — позже свидетельствовал на суде один из работников кирпичного завода.
«Я благодарил Б-га за то, что у меня есть, и был доволен своей жизнью, — писал Бейлис. — В конечном счёте, у меня была хорошая работа и меня уважали… Я желал провести остаток своих дней в довольстве».
Царь Николай II и евреи
Судьба распорядилась иначе. Господин Бейлис стал центром хитросплетённого плана, придуманного группой взбесившихся антисемитов, которым дали законные полномочия российские власти: государственные чиновники царской России. В условиях политического кризиса 1911 г. антидемократическим силам необходимы были события, которые укрепили бы их позиции. Царь Николай II недолюбливал евреев. Черносотенство и антисемитизм были для него и его свиты, свято верившей в силу и незыблемость монархических устоев, весьма привлекательны. Многочисленное чиновничество и часть российской интеллигенции также ориентировались на монархические ценности.
Классика жанра: обвиняется пасхальный обряд
Дело Бейлиса, как стало известно, было классикой жанра кровавого навета, сфабрикованного еще в 1150 году, в истории валлийского монаха Томаса из Монмута, написавшего книгу о расследовании убийства двенадцатилетнего мальчика из Норвича (Англия). Отчаявшись найти виновника мученической смерти подростка, Томас из Монмута представил свою версию убийства: ритуальный пасхальный обряд евреев был объявлен причиной преступления. Томас из Монмута стал первопроходцем в нарушении законов и принципов формальной логики: его доказательство было построено на преднамеренном использовании подлога и ложных выводов и аргументов, выдаваемых за правильные и действительные.
Эта неспособность к юридически правомочному обвинению легла в основу обвинения евреев в ритуальном убийстве.
Убийство Андрея Ющинского было воспринято, как долгожданный знак, как повод заговорить в полный голос о преступлениях евреев. Открылись шлюзы, и оттуда ринулись потоки антиеврейской ненависти. Уже на похоронах мальчика распространялась пропагандистская листовка соответствующего содержания:
«Русские люди! Если Вам дороги Ваши дети, бейте жидов! Бейте до тех пор, пока хоть один жид будет в России! Пожалейте Ваших детей! Отомстите за невинных страдальцев! Пора! Пора!»
Какие «факты» позволили выдвинуть против евреев обвинение в кровавом навете?
Под стражу взяли несколько подозреваемых, включая мать, отчима и остальных членов семьи Андрея Ющинского.
Несмотря на отсутствие каких-либо доказательств в поддержку требований черносотенцев, те незамедлительно обвинили евреев в ритуальном убийстве подростка и за несколько дней до Песаха стали повсюду распространять уже известные нам белые листовки откровенно антисемитского содержания. За распространение разжигающих ненависть листовок был арестован некий молодой человек, по имени Николай Павлóвич, член черносотенной организации «Союз русского народа»; его обвинили в подстрекательстве к насилию. Господин Павлóвич был не только членом черносотенной организации, но и хорошо знаком со всеми фанатичными группировками того времени, например, Союзом «Двуглавого орла».
Когда местная газета опубликовала статью, подпитывающую обвинение в ритуальном убийстве, Василий Фенеко, «следователь по делам особого назначения», сделал заявление:
«Ни обстоятельства, ни мотивы преступления не были установлены окончательно. Следователь просит всех лиц, имеющих любую информацию по делу, сообщить ему в устной или письменной форме».
Постепенно обстановка все больше накалялась не только в Киеве, но и в Петербурге. В конце апреля 1911 г. в Думу внесли запрос о ходе расследования, в котором прямо обвинили местную администрацию в противодействии объективному расследованию. В стенах Думы В. М. Пуришкевич и Н. Е. Марков уже провели свое, «успешное» расследование. Способ и орудия убийства, предположенные в медицинском заключении, сравнивались и «абсолютно совпадали» с методами ритуальных убийств, приводимыми в литературе почти на всем протяжении истории «кровавого навета» — от раннего средневековья до начала XX в.
В запросе, подписанном 40 депутатами Государственной Думы, спрашивалось: «Какие меры правительство предполагает принять для расследования и недопущения иудейского ритуального убийства в будущем?»
Особенно устрашающим для властей стало заявление о том, что если уже «нет возможности обличить на суде иудея, режущего русского ребенка и вытаскивающего из него кровь» и «не помогают ни судьи, ни полиция, ни губернаторы, ни министры, ни высшие законодательные учреждения… будут еврейские погромы».
Черносотенцы настаивали на том, чтобы подозрение незамедлительно пало на евреев, но прокуроры шли на это неохотно. Главный прокурор Николай Брандорф и господин следователь Василий Фенеко полагали, что обвинение черносотенцев — это абсурд. Заключение следователя, специальной функцией которого являлось расследование случаев насильственной смерти, показало, что «насильственный акт (убийство) был признаком мести, а не кровопролития».
Таким образом, официальное расследование зашло в тупик, и черносотенцы осудили полицию за провал дела. Расследование убийства было поставлено в зависимость от политических обстоятельств. Было решено начать, пока лишь как отработку одной из версий, изучение ритуального характера убийства. Одновременно следственная комиссия выслушала мнения и учла найденные «улики», представленные группой самодеятельных сыщиков, членов черносотенной организации «Двуглавый орел», возглавляемой студентом В. Голубевым и священником Ф. Синькевичем. Именно они обратили внимание властей на то, что недалеко от места преступления расположены усадьба и кирпичный завод купца-еврея М. И. Зайцева. В. Голубев первым назвал имя предполагаемого участника преступления, приказчика завода Менахема Бейлиса. Находка черносотенцев получила немедленное развитие.
Первое упоминание о Менахеме-Менделе Бейлисе произошло в майском приобщении материалов дела, в соответствии с названными показаниями студента В. Голубева, возглавлявшего преступную черносотенную шайку. Голубев решил самостоятельно расследовать дело, начав его с евреев. Он, как указано, обнаружил «место убийства» и преступника, некоего приказчика, по имени Мендель, который вёл себя довольно странно после того, как полиция обнаружила тело Ющинского: Бейлис «раздавал конфеты детям, прося их ничего не говорить полиции». Самодеятельный «сыщик» Голубев неустанно фальсифицировал доказательства, приводя множество «свидетелей» и на ходу выдумывая показания.
Между тем дело все более запутывалось. Перед киевской администрацией и их петербургскими коллегами встала еще одна проблема. В конце августа 1911 г. в Киев должен был прибыть Николай II.
К царскому визиту во что бы то ни стало следовало найти убийцу.
Иная версия: поиски вокруг воровского притона
Женя немедленно сообщил об этой угрозе матери: видимо, новость вызвала панику среди воров, подельников Веры, и они решили убрать мальчика с дороги, опасаясь, что Андрюша связан с полицией и является виновником их прежних провалов. Вера Чеберяк, как содержательница притона и скупщица краденого, была арестована еще 8 марта в ломбарде, куда она явилась заложить краденое (ранее сдавашая в тот же ломбард вещи после другой кражи, Чеберяк не знала, что они были опознаны сыном владельца вещей). Бандерша назвалась чужим именем и затем сумела сбежать из участка.
Вскоре после ссоры с Женей Чеберяк Андрюша вернулся к в дом Евгения, где оставались его вещи. Что произошло дальше?
Начался опрос свидетелей. Зинаида Малицкая, соседка Чеберяков снизу, впоследствии показала, что 12 марта она услышала из квартиры Веры Чеберяк необычный шум, заставивший ее насторожиться. Дверь в квартиру Веры хлопнула, и около нее остановились какие-то люди. Как только дверь закрылась, Малицкая услышала лёгкие детские шаги от входной двери по направлению к соседней комнате: по-видимому, туда убегал ребёнок. Затем раздались быстрые шаги взрослых людей в том же направлении, донесся детский плач, писк и, наконец, началась какая-то возня и потасовка.
Как показала экспертиза, Андрюше заткнули рот куском наволочки (найденным впоследствии вместе с телом) и нанесли несколько ударов швайкой (большим шилом) в голову, причём первые два удара были нанесены через ткань фуражки, затем, когда фуражка слетела, от последующих ударов он, видимо, сразу потерял сознание. Потом тем же шилом нанесли удары в шею мальчика и несколько ударов по телу. Последний удар был нанесён прямо в сердце ребенка, причем с такой силой, что на его теле остался отпечаток от ободка швайки. Итак, благодаря свидетельским показаниям и медицинской экспертизе, следователям удалось выйти на возможных виновников зверской, чудовищной гибели мальчика.
Правда, следовало выяснить, каким образом мальчик оказался так далеко (в 8 верстах) от училища, в котором он учился, и от дома, в районе, известном своими уголовными традициями, — Лукьяновке. Первое, что установили следователи, — это то, что убийство было совершено не в пещере, туда тело ребенка было перенесено впоследствии. На голове и груди А. Ющинского насчитали более 40 ран, нанесенных шилом. Очевидно было также и то, что убийц оказалось несколько.
Итак, собранных свидетельских показаний и причастности к делу убийства мальчика явно уголовных элементов было немало. Но следствие выбрало другой путь.
Что говорилась в медицинском заключении?
В медицинском заключении сообщалось: «Характер орудия и множественность ранений, частью поверхностных, в виде уколов, служат указанием на то, что одной из целей нанесения их было стремление причинить Ющинскому как можно более сильные мучения. В теле его осталось не более трети всего количества крови».
Последняя фраза оказалась ключевой
Хотя в медицинском заключении не обсуждался и не мог быть предметом обсуждения ритуальный характер убийства, приведенные данные во многом совпадали с описаниями убийств на религиозной почве, широко распространяемых в стране черносотенными издательствами и печатью.
Справедливости ради заметим, что первоначально на следователей эти «картинки» не произвели никакого впечатления. В преступлении были заподозрены родители А. Ющинского, возможно, заинтересованные в его смерти по материальным соображениям. Власти стремились поскорее завершить это щекотливое дело и охотно пошли по первому, предложенному пути. Андрей был незаконным сыном и имел плохие отношения с отчимом — переплетчиком Л. Приходько. На поверхности лежал и мотив преступления — тысяча рублей, якобы завещанная мальчику его подлинным отцом. Но этот мотив не подтвердился. (Совсем неубедительной и жалкой выглядела попытка обвинить в убийстве цыган, стоявших табором неподалеку от места преступления).
Решение арестовать господина Бейлиса
Бейлис вспоминал это событие в своей автобиографии:
«Вдруг я услышал стук в дверь, — стук, будто, не дай Б-г, горит завод. Я спрыгнул с кровати и побежал босиком открывать дверь. Как только я её открыл, примерно двенадцать человек навалились на меня, схватили и закричали дикими воплями: „Ты Бейлис? Ты арестован! Арестован!“ Они окружили меня со всех сторон и держали так, будто опасались, что я вырвусь из их плена и убегу. Я пытался спрашивать: „За что? Почему?“»
Бейлису сказали, что он скоро всё сам узнает, и повели в ближайшую тюрьму, находящуюся в двух километрах от завода. Отсюда берут своё начало два изнурительных года тюремного заключения по обвинению в принадлежности Менахема-Менделя Бейлиса к «крайней группе» евреев — т.н. хасидим, якобы убивших Андрея Ющинского.
На самом деле Бейлис не знал, кто такие хасиды. Хасидское течение было основано рабби Израилем бен Элиэзером в XVIII веке, и оно изначально выступало против многих традиционных еврейских мудрецов, называвших себя митнагдим — «противники». К моменту судебного разбирательства, различия митнагдим и хасидим были, по большей части, принадлежностью истории.
Когда его спросили следователи, был ли он хасидом или митнегед, Бейлис ответил: «Я еврей, и не знаю различий между этими двумя группами. Мы все евреи».
Итак, Бейлис был арестован. Что произошло дальше?
Продолжение во второй части (Часть II Судебное разбирательство)
