Продолжение. Шестую часть читайте здесь

СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ прошёл без происшествий, и Джеки, что совсем на него не похоже, не говорил на тему грядущего «сюрприза». Он, однако, делал намёки, что зав­тра будет БОЛЬШОЙ ДЕНЬ. Шелдон не выразил ничего в ответ на все эти приманки, только зевнул. Он понятия не имел, к чему клонит Джеки, но был убеждён, что стоит ему проявить хоть малейший интерес к тому, что Джеки делает, терапевт сразу заставит его заняться триатлоном.

У этих двоих были абсолютно разные намерения, но что касается Шелдона, обсуждение его реабилитации продол­жалось уже довольно долго, и он был почти готов требовать прекращения прений и всей этой истории вообще. Он мог самостоятельно сидеть, передвигаться на кресле-каталке (хотя ему и было известно, что окружающий мир не так хорошо приспособлен к креслам-каталкам, как реабилита­ционное отделение Колумбийской больницы), есть, чистить зубы, заботиться о своём внешнем виде, одеваться, подни­мать предметы и делать многое другое на зависть всему отделению. Правда, за каждый шаг на этом пути пришлось побороться, но он был удовлетворён своими достижениями и не имел никакого желания двигаться дальше.

В каком-то смысле Шелдон ощущал вину из-за своих успехов. Какое право он имел даже пытаться вернуться к нормальной жизни, к жизни, в которой не будет тех, кого он любил?!

Более того, физиотерапия была очень болезненным про­цессом, а с таким тренером, как Джеки Финкельштейн, боли были неимоверные. Джеки неизменно отбрасывал прочь все постоянные жалобы Шелдона, ссылаясь на известную отго­ворку физиотерапевтов о том, что боль — это признак того, что тело пока ещё в недостаточном тонусе, а также прекрас­ный показатель возвращающейся чувствительности. Аббре­виатуру ФТ — «физиотерапия» — Джеки, видимо, расшифровывал как «фантастические терзания».

Теперь, когда Шелдон считал себя относительно само­стоятельным, он потерял даже тот малый интерес к даль­нейшей реабилитации, который у него было развился. Он совсем не был заинтересован в продолжении боли.

Его предыдущая жизнь закончилась, когда погибли же­на и дети. Никто не ждал с распростёртыми объятиями, что­бы он встал и вышел из больницы. Всё, что ожидало его впереди, — это одинокое существование, лишённое смысла. Ему казалось, что неподвижное тело ниже пояса будет под­ходящим и неизменным напоминанием его вины.

Возможно, именно по этой причине Мелани представ­ляла меньшую угрозу Шелу, чем этот Финкельштейн. Она уже завершила свою работу и занялась следующим пациентом. Но надоедливому Джеки не хватало его четырёхчасо­вых встреч, и он вынудил больницу отдать ему также часть времени Мелани.

Раньше день Шелдона начинался с трудотерапии, затем он обедал и отдыхал. Время после обеда принадлежало Дже­ки. Теперь же рано поутру Джеки забирал Шелдона в спорт­зал, затем в кабинет терапии, затем обратно в спортзал. Па­рень был непреклонен. Как бы Шелдон не просился обратно на трудотерапию и не умолял об отдыхе от Джеки, ничто не могло остановить Финкельштейна.

— Не мог бы ты начать спасать мир с каким-нибудь следующим пациентом? — спрашивал Шелдон.

Б-г знает, что за «большой сюрприз» его ожидал, но Шелдон был уверен, что это явно не будут каникулы без Джеки Финкельштейна. Загадка должна была вскоре разрешиться, и Шел не ломал себе голову по поводу того, что же ему приготовил Джеки.