«И будет прощено им» (4:20).
Уважаемый читатель, перед вами удивительная история из книги раввина Нахмана Салцера. История о воссоединении семьи, разлученной Холокостом, не только трогает сердце, но и напоминает нам о силе надежды и возможности духовного возрождения в любой момент жизни. Приготовьтесь к повествованию, которое может изменить ваш взгляд на чудеса и силу веры.
История началась во время одной из зарубежных поездок раввина. Он вспоминает: «В самолете я обратил внимание на соседа, который ел некошерное мясо. На упаковке его обеда было написано: «Г-н Вайнштейн». Потрясенный видом еврея, употребляющего некошерную пищу, я решился заговорить с ним.
«Простите, не хочу показаться бестактным, но позвольте задать вопрос?» — обратился я к нему. «Конечно», — ответил он. «Вы знаете, что в этом самолете можно заказать кошерный обед?» Он посмотрел на меня и твердо сказал: «Кошерное я не ем. И вам меня не переубедить».
«Что вы имеете в виду? Вы соблюдаете кашрут дома, но не в других местах, или кашрут для вас вообще не важен?» — поинтересовался я. Мужчина решил прекратить разговор о кашруте: «Кошерное не ем, и точка». Он замолчал, но через некоторое время произнес: «Всё из-за моего сына… в те страшные годы Холокоста…» И вдруг расплакался.
Затем он продолжил: «Это окончательно сломило меня. Я держался, пока не наступил момент, когда сил совсем не осталось. В концлагере у меня была лишь одна мечта: чтобы мой любимый сын, Китриэль Менахем, который всегда был рядом, выбрался оттуда живым. Его мать и все братья и сестры уже были убиты, но я надеялся, что он выживет.
Однажды нас загнали в служебное помещение. Там были секретные двери, ведущие к месту уничтожения. Это было ужасно. Сын так крепко сжимал мою руку, что кровь почти перестала течь по венам. Вдруг его увели — моего Китриэля Менахема, и я больше его не видел. Позже мне рассказали, что видели, как солдат застрелил его. С тех пор я опустился», — закончил свой рассказ мой сосед по самолету.
Раввин продолжил: «Я был настолько потрясен, что не нашел слов и предпочел молчать. Оставшиеся шесть часов полета прошли в полном безмолвии между нами.
Приземлившись в Хьюстоне, мы разошлись, и я не рассчитывал когда-либо встретить его снова. Однако спустя четыре года, когда я с семьей прибыл на Святую Землю на праздники, произошло нечто удивительное. В Йом Кипур, молясь в одной из крупных синагог Меа Шеарим, мне понадобилось ненадолго вернуться домой. На улице я увидел поразительную картину: пожилой мужчина курил на автобусной остановке в разгар священного дня Йом Кипура. Приглядевшись, я едва не лишился чувств — это был тот самый господин Вайнштейн.
В тот момент я осознал: эта вторая встреча неслучайна, и Свыше мне дан шанс приблизить его к вере. Особенно значимым это казалось в самый святой день года. Я подошел и представился. Он хорошо помнил нашу встречу в самолете, но смотрел на меня холодно, словно вся его еврейская вера иссякла.
Неожиданно меня осенило. «Вы, конечно, знаете, что сегодня Йом Кипур, — сказал я. — Скоро в синагоге будут читать молитву Изкор, поминая умерших. Пойдемте со мной — вы назовете хазану имя вашего сына, погибшего во славу Всевышнего, и помолитесь за его душу. Возможно, это ваш единственный шанс упомянуть его имя. Не пора ли замолвить слово о его душе на небесном суде?»
Мои слова тронули его сердце. Из глаз Вайнштейна потекли слезы. Я обнял его, позволил опереться на меня и повел в синагогу к месту, где стоял хазан. Мы попросили о специальном поминовении. Господин Вайнштейн, держась за возвышение, прошептал: «Китриэль Менахем, сын Ихезкеля Сарги».
В этот момент произошло нечто невероятное. Лицо хазана побледнело, на лбу выступил пот, глаза расширились. Он повернулся к стоящему рядом человеку и воскликнул дрожащим голосом: «Отец, отец!..» — и потерял сознание. Это и был его любимый Китриэль Менахем, которого отец считал погибшим.
Невозможно описать ту радость и те чувства, которые охватили всех свидетелей этой сцены.
Это чудо произошло благодаря первому шагу, который отец сделал навстречу синагоге. Он обрел не только сына, но и увидел созданную им семью — внуков и внучек, идущих путем Торы. В итоге господин Вайнштейн и сам вернулся к соблюдению Торы и заповедей, оставаясь верным им до конца своих дней.»
