Уже четвертый раз за короткую жизнь моего ребенка я находилась в хирургическом отделении. К сожалению, малыш родился в таком медицинском состоянии, которое требовало проведения ряда хирургических операций, а для каждой госпитализации были необходимы многочисленные проверки, визиты к специалистам и различные документы, не говоря уже о великом множестве того, что нужно было сделать дома, чтобы моя семья могла без потерь пережить мое отсутствие. И на фоне этого оставалась лишь одна деталь, которую я никак не могла контролировать: кто станет нашими соседями по палате во время сложного послеоперационного периода восстановления.
В больничных палатах существует свой особый этикет. Есть некое состояние, которое может понять только товарищ по несчастью — и в такие моменты вы чувствуете связь и солидарность вне зависимости от культуры или расы. Даже если причины вашей госпитализации не совпадают, все равно неизбежно возникает невероятное чувство радости, когда дела у соседки по палате идут в гору, и она может наконец покинуть больницу и вернуться во внешний мир.
Вообще пребывание в больничной палате с кем-то другим дает представление о жизни других страдающих, что помогает рассматривать жизненные испытания под другим углом.
После первой операции моего малыша мы были помещены в палату с Тэмми, 12-летней девочкой, которая накануне попала в автокатастрофу. На фоне других более мелких травм у нее был обнаружен сильный перелом ноги, что потребовало срочной операции. Она мучилась от сильной боли и время от времени кричала. Самой душераздирающей частью был ее понятный страх как-либо нагружать больную ногу. Она умоляла медсестер надеть на нее подгузник, чтобы ей не пришлось вставать и идти в туалет, но они отказывались, объясняя, насколько важным для ее выздоровления было постепенно приучать поврежденную ногу к нагрузкам. Мое сердце разбивалось заново каждый раз, когда я смотрела на эту молодую девушку, которая только пару дней назад могла беззаботно бегать и прыгать, а теперь на долгое время была лишена даже возможности просто нормально передвигаться.
Следующим соседом по палате для нас стал Даниэль, 4-летний мальчик, у которого внезапно возникла сильная опухоль рядом с ухом, чему сопутствовала высокая температура, явно говорящая о какой-то бактериальной инфекции, которую лечили большими дозами сильных антибиотиков. Врачи использовали лазер, чтобы сделать небольшой разрез в барабанной перепонке и попытаться слить гной. Проблема заключалась в том, что антибиотики, которые принимал мальчик, были настолько сильными, что они явно воздействовали на его желудок, поэтому большую часть времени он проводил в уборной. Другое лекарство Даниэлю назначить не могли, поскольку у него была аллергия на пенициллин. Его стоны и плач были слышны в каждом уголке палаты.
Семья Даниэля была для меня источником вдохновения. Пятеро его братьев и сестер постоянно менялись, чтобы каждый день рядом с ним находился кто-то из них, пытаясь поднять своего младшего брата, катая его вперед и назад по коридорам на игрушечной машине Fisher-Price, и не забывали следить за тем, чтобы все это время он оставался в безопасном положении. Его мать, которая, казалось, была воплощением спокойствия, в один из дней призналась мне, что ее старший сын сам только-только был выписан из больницы — всего неделю назад — после тяжелой болезни и операции. Мне было поистине трудно представить, как при всем этом она может быть такой спокойной.
В другой раз мы разделили палату с Мишель, милой крошечной двухлеткой, которая, пока никто не видел, засунула вешалку себе в рот, да так, что она застряла, и пришлось извлекать ее с помощью врачей. И хотя поначалу рана внутри ее рта заживала довольно быстро и ровно, через несколько дней мать девчушки пришла в ужас, обнаружив припухлость в горле и щеке малышки, из-за чего она начала выглядеть неестественно. Для обсуждения плана лечения был вызван специалист по инфекционным заболеваниям. Мишель было очень неудобно и неприятно, не говоря уже о том, что ужасно скучно для маленького ребенка быть прикованным к постели по несколько часов в день.
Сэмми был неугомонным малышом, чья бедная мать должна была скоро родить. Но несмотря на поздний срок беременности, ей приходилось постоянно наворачивать круги вокруг его палаты, предупреждая сына, чтобы он был осторожен и не упал. А дело было в том, что Сэмми начал покрываться казавшимися ему забавными синяками по всему телу, и врачи вынесли вердикт, что это результат внутреннего кровотечения, вызванного аутоиммунным заболеванием. Даже небольшой удар мог вызвать еще более серьезное внутреннее кровотечение, но попробуйте объяснить это 18-месячному малышу.
У матери Сэмми не было поблизости никого из родных, кто мог бы помочь с дежурством у палаты. Учитывая, что дома ее ждал еще один ребенок, я не могла представить, что она будет делать, если ей действительно придется рожать, пока Сэмми все еще будет оставаться в больнице. В тот раз мы выписались раньше своих соседей, и я так и не смогла узнать, что с ними случилось дальше.
Тяжелее всего было наблюдать за Джейсоном, 2-летним мальчиком с очень большим приспособлением, поддерживающим в стабильном состоянии его голову и шею. Это выглядело почти как перевернутое кресло с большими железными брусьями, окружающими его — нечто похожее на средневековое орудие пыток. Я узнала, что Джейсон перенес травму шеи, и ему нужно было носить это ужасное поддерживающее устройство еще в течение многих месяцев после операции. Наше с сыном пребывание в больнице совпало со вторым днем рождения Джейсона, и я наблюдала со стороны, как семья мальчишки и персонал больницы устроили настоящий праздник с воздушными шарами и пирожными. Но бедный Джейсон мог только двигать глазами из стороны в сторону, чтобы рассмотреть окружающих его посетителей.
Я уверена, что мои соседи по палате тоже смотрели на меня с искренней жалостью. Я не сомневалась, что у меня по сравнению с другими тоже было довольно тяжелое бремя, учитывая состояние здоровья моего ребенка. И действительно, сравнивая себя с друзьями и соседями, было трудно не попасть в ловушку жалости к себе.
Но когда я смотрела на свою жизнь сквозь призму больничного мира, моя психологическая нагрузка была намного легче. Да, моему ребенку понадобилось много операций, но, по крайней мере, он родился в ту эпоху, когда его состояние поддается лечению. Если бы он родился 50 лет назад, все было бы совершенно иначе. И когда все операции закончатся, я смогу уйти из больницы и вернуться в повседневную жизнь, молясь за всех оставшихся там больных детей.
В Талмуде (Трактат Шабат 12b) говорится:
«Если у кого-то в семье есть больной человек, он должен молиться за него вместе и за всех остальных больных людей в еврейском народе».
После возможности воочию увидеть трудности и горести, сопровождающие жизнь моих ближних, это нетрудно это сделать.
Если бы Всевышний предоставил мне такой выбор, несомненно, я бы предпочла иметь нормального здорового ребенка (и я уверена, что все мои соседки по больничным палатам чувствуют то же самое). Однако нельзя отрицать, что мой опыт пребывания в многочисленных больничных палатах сделал меня более чувствительным человеком — человеком, который осознает, что поистине стоит внимания, а что нет; человеком, который искренне ценит обычные переживания повседневной жизни и возможность их испытывать; человеком, который признает, какое великое благословение он получает каждый день. И за этот новый взгляд на мир я безмерно благодарна.
