Вопрос жизни и смерти для иудаизма и христианства.
Вопрос об относительных ценностях закона и веры не был и не является просто вопросом мнений. Это вопрос жизни и смерти как для иудаизма, так и для христианства.
Характерным примером и первопричиной этого столкновения было непоколебимое утверждение иудаизма, что человек никогда не может стать евреем без обрезания, которое является знаком завета, внешним признаком внутреннего перерождения. Новые христиане на пороге тысячелетия не могли рассчитывать на обращение язычников в их веру, если бы настаивали на обрезании как на необходимом условии. Поэтому они объявили обрезание совершенно ненужным и бесполезным элементом для религиозной жизни христианина, который больше склоняется к «духовности», нежели к практической части.
В самом начале еврейские «христиане» рассматривались как сектанты, оставаясь в рамках иудаизма, однако теперь, когда христиане упразднили требование обрезания, мудрецы постановили, что отказ от практической части Торы не может быть одобрен и что сторонники этой идеи больше не могут рассматриваться в рамках еврейской религии. Они уже не были просто вероотступниками иудаизма; они стали публичными предателями, которые извратили веру, а затем отвергли её.
Благая весть?
Отречение от Торы и провозглашение себя преемником, превосходящим её, утверждались христианами с самого начала. Апостольское «евангелие» главным образом заключалось в том, что оковы «закона» упразднились верой. Нападение апостола Павла на иудейский закон являетсяфундаментальной основой в христианстве.
Закон стал первым камнем преткновения, унаследованным от иудаизма, и его пришлось отбросить как нечто абсолютно ненужное и даже вредное. В то время, как иудаизм утверждает, что этика и мораль утверждаются законом, христианство считает, что закон их уничтожает. Этот спор не утихает и по сей день; это и есть причина ложных слухов, которую повторили христиане: «Ветхий завет» раскрывает нам Б-га мести и гнева, а «Новый завет» являет нам Б-га любви.
Таким образом, закон навечно станет сильнейшим яблоком раздора между иудаизмом и христианством, поскольку существование закона — это отрицание христианства, а отмена закона — отрицание иудаизма.