Вопрос:
Уважаемый раввин,
У меня вопрос о Рош а-Шана. Несмотря на весь масштаб, на несомненную важность этого дня, меня всегда чем-то смущал этот праздник. Все другие еврейские праздники ассоциируются с чем-то счастливым и прекрасным, но Рош а-Шана меня только пугает.
Например, я нахожу очень неприятным, когда мне говорят, что Бог (который уже простил меня) записал все мои грехи в своей книге, подобно бухгалтеру, и в этот день меня за них будут судить. А от того, как я себя вел в прошлом году, зависит, проживу я еще год или нет и насколько хорошим будет этот год. Как будто я снова в детстве, где Дед Мороз спрашивает, был ли я хорошим мальчиком весь год!
Ведь на самом деле в течение этого года я имел возможность проживать каждый его день, только потому что Бог мне ее предоставил. Он хотел, чтобы я жил, поэтому я жил. Однако теперь внезапно должно быть решено, умру я или нет.
Сказано, что нам нужно стараться сделать желания Всевышнего своими желаниями, и я стараюсь. Поэтому у меня нет каких-то особых запросов. Близость к Богу — это все, чего я хочу. Я хотел бы совершенствоваться и развиваться в духовном плане все больше и больше, чтобы становиться все ближе и ближе к Нему…
Но когда другие говорят о Рош а-Шана, нагнетая страх, я тоже начинаю бояться. И у меня возникает ощущение, что что-то со мной не так, что мои чувства отличаются от тех, которые должны быть. Как будто Бог, мой Отец, которого я люблю в течение целого года (конечно, не всегда это так уж очевидно, но все же), превращается на один день в равнодушного холодного незнакомца, который размышляет над тем, какой я плохой. И даже если Он во многих обвинениях прав, это не облегчает ситуацию.
Ответ:
Есть история про одного еврейского фермера, главы большого семейства, который из-за забот по хозяйству не успевал оказывать должное внимание учебе детей. Как и многие евреи Польши в то время, он решил нанять школьного учителя, чтобы тот жил в его доме и питался за счет фермы в обмен на обучение его детей. Каждый день дети от мала до велика рассаживались за старым покрытым царапинами деревянным столом на четырех жестких скамьях, а учитель занимался с каждым в соответствии с его потребностями.
Но когда приблизилось время Рош а-Шана, педагог сообщил, что не может оставаться с фермером и его семьей. Ему хотелось быть в городе, где он мог бы молиться с другими людьми в синагоге и наслаждаться ощущением сплоченности еврейского народа — словом, отмечать осенние праздники в еврейской общине. Что ж, пришлось отцу семейства самому взяться за дело и заменять учителя примерно в течение месяца.
Поначалу поддерживать порядок в классе было сложно. Раньше детьми занимался учитель, опытный человек, он мог поддерживать дисциплину должным образом. Но папа-то был мягкосердечным. Он всегда разрешал выйти из класса, если нужно в туалет, и не обязательно было оттуда возвращаться — или потому, что кто-то говорил, что сегодня плохо себя чувствует, или потому что мама поручила какое-то срочное дело. Если занятия казались слишком тяжелыми, всегда можно было пожаловаться или, возможно, даже расплакаться, если это соответствовало возрасту, а, может, просто попытаться вовлечь папу в разговор о том, как дела на ферме и как поживают цыплята.
Целую неделю в классной комнате царил беспорядок. И, вот, однажды фермер решил установить четкие правила. Как-то утром он вошел к детям с суровым лицом и объявил: «Отныне во время учебного дня никаких «Папа, то!» и «Папа, это!», никаких больше разговоров. Теперь, пока мы в этом классе, я не папа. Я — ваш Учитель!»
А в качестве учителя папа был очень строгим. Отныне назначались наказания и штрафы за малейшие нарушения. Никто не мог покинуть класс без действительно уважительной причины. Атмосфера в классной комнате стала невыносимо душной, словно детская площадка вдруг превратилась в тесную темницу.
Наконец, на третий день такой обстановки, один из младших детей расплакался. И, возможно, его папа действительно хорошо вжился в роль строгого учителя, но все-таки в глубине души он по прежнему оставался отцом. Фермер не мог смотреть, как плачет один из его самых маленьких детей. Попытавшись отвлечься, чтобы не показывать свое сострадание, он резко позвал ребенка по имени.
Мужчина спросил: «Почему ты плачешь?»
Между рыданиями мальчишка ответил: «Я хочу попросить моего папу…»
«Да?»
«Я имею в виду моего учителя…»
«Да?»
«… так что я могу попросить моего папу…»
«Правильно».
«… чтобы мой папа передал моему учителю…»
«Так о чем, в конце концов, речь?!»
«… что мой учитель больше не должен быть с нами так жесток!!!»
И поэтому в Рош а-Шана мы обращаемся в молитве к Авину Малкейну — нашему Отцу, нашему Царю. Мы знаем, кто скрывается за этой суровой маской, изображающей принципиального объективного Судью, восседающего на Троне мироздания. Ты — Правитель всего существующего, но, кроме прочего, Ты — наш Отец, сострадающий и безгранично любящий. Приди к нам сюда, возьми нас за руки и постарайся увидеть все происходящее с нами так, как это видим мы. Почувствуй наши проблемы и страдания наших сердец, как это может сделать только отец. А затем, слившись воедино со Своим миром, благослови нас на хороший и приятный год.
Возможно, вам попадался на глаза сборник хасидской мудрости, соотнесенный с еврейским календарем. Вот о чем там было сказано несколько дней назад:
Рош а-Шана, как учил Баал Шем Тов, — это своеобразная игра в прятки с папой. Бог прячется, мы ищем.
Но где Бог может спрятаться? Ведь Он есть везде, куда бы мы ни пошли. Как говорит Зоар, «нет места, где нет Его».
Так что, возможно, то, что имел в виду Баал Шем Тов, больше похоже на такие прятки, когда родитель не выходит из комнаты с целью скрыться, а только прячет лицо за сложенными вместе ладонями. Так же и Бог скрывает Себя в облике величественного равнодушного царя, который строго судит Своих подданных в соответствии со всеми их поступками, перечисленными в огромной книге, в процессе чего дрожат от страха даже самые возвышенные и святые ангелы.
И тогда мы начинаем искать. Мы пытаемся найти своего папу за этой суровой маской и пугающим голосом. Мы — как маленький ребенок, который забирается к царю на руки, срывает его строгую маску и радостно восклицает: «Папа!»
Именно этого Он и ждет.
Будучи детьми, мы извлекаем из игры в прятки жизненно важный урок, что-то, что по прошествии времени представляется настолько очевидным, что мы даже не можем себе представить, что нам когда-либо приходилось этому учиться: мы осознаем, что даже когда чего-то не видно, это вовсе не значит, что этого нет. Тот же самый урок Всевышний преподает нам в Рош а-Шана: даже когда отец уходит, а его место занимает равнодушный царь, тем не менее, он все еще остается отцом, и наша прочная связь с Ним тоже все еще существует.
В течение месяца Элул, предшествующего Рош а-Шана, принято каждый день читать 27-й псалом, в котором царь Давид обращается к Богу: «От имени Твоего говорит сердце мое: «Ищите лица Моего!» Лица Твоего, Господи, искать буду» (Теилим, 27:8).
Он прячется, чтобы мы Его искали. Он прячется, чтобы мы называли Его своим Отцом, чтобы даже в Его роли Творца и Властителя всей Вселенной мы не переставали видеть ту связь, которая у нас с Ним есть. И таким образом наши отношения обновляются.
С пожеланиями доброго и сладкого года,
