Раби Шломо-Залман бар Хаим-Йеуда-Лейб Ойербах (5670-5755 /1910-1995/ гг.) – выдающийся законоучитель, один из духовных лидеров поколения.
Прямой потомок р. Яакова-Йосефа из Полонного (Толдот Яаков—Йосеф), ближайшего ученика основателя хасидизма р. Исраэля Бааль-Шем-Това (Бешт).
Детство и юношество
Родился в Йерушалаиме, в шабат, двадцать третьего тамуза 5670 /1910/ года. Его отец, р. Хаим-Йеуда-Лейб Ойербах, был руководителем первой в святом городе ашкеназской ешивы кабалистов Шаар а-шамаим (Врата небес).
Начинал изучение Торы в хедере при старейшей иерусалимской ешиве Эц хаим (Древо жизни). Прославился как илуй (вундеркинд).
Когда в конце 5670-х /1910-х/ годов в Йерушалаиме появился первый автомобиль, все ученики высыпали на улицу, чтобы посмотреть, как он совершает пробную поездку по улице Яффо. И только один ребенок – Шломо-Залман Ойербах, преодолев свое естественное любопытство, остался в учебном зале. Много лет спустя он вспоминал, что именно в эти минуты «был заключен вечный союз» между ним и Торой (Атора а-месамахат с.68).
В течение ряда лет занимался в хавруте с еще одним уникально одаренным учеником – Хаимом-Яаковом Левиным, сыном машгиаха (духовного руководителя) хедера р. Арье Левина. Они учились с замечательной усидчивостью и усердием, стремясь освоить весь Талмуд. Раз в две-три недели они бежали к дому, где занимался р. Авраам-Ицхак Кук, и в течение нескольких минут смотрели, с какой одухотворенностью и сосредоточенностью он учится. И получив такой наглядный «урок мусара» они бегом возвращались в свой учебный зал и с жадностью набрасывались на книги (там же с.25,95-97).
В юношеские годы занимался в ешиве Эц хаим под руководством р. Исера-Залмана Мельцера.
Путь в изучении Торы
Однако р. Шломо-Залман не раз говорил своим близким, что обрел свой путь в изучении Торы самостоятельно, а не с помощью того или иного наставника. Отличительной чертой его подхода стал математически строгий анализ талмудических и жизненных проблем, сопряженный с постижением их корней, глубоко скрытых от глаз обычного наблюдателя (там же с.48).
Свою первую книгу Меорей эш (Свечения огня), посвященную алахическим аспектам использования электричества, р. Шломо-Залман начал создавать еще в период обучения в ешиве.
Его интерес к этой теме возник, на первый взгляд, неожиданно. На сбереженные от стипендии деньги он купил своей плохо слышащей матери редкий по тем временам слуховой аппарат. Перед ближайшим шабатом возник вопрос, разрешено ли использовать в шабат этот аппарат, включающий в себя электрические детали. Юноша начал самостоятельное исследование, рамки которого стремительно расширялись. Итоги этой работы он и подвел в своей первой книге (там же с.209).
Вскоре его книга проникла и в восточноевропейские центры изучения Торы. Ознакомившись с ней, главный раввин Вильно (Вильнюса) р. Хаим-Озер Гродженский произнес в адрес двадцатилетнего автора слова из молитвы: «Новый свет воссиял над Сионом!», тем самым провозглашая, что на Святой Земле появился новый авторитетный посек (законоучитель) (там же с.56).
В ходе своих исследований р. Шломо-Залман доказал, что, когда, не дай Б-г, еврей нажатием на выключатель в шабат замыкает цепь электрического тока, он нарушает только запрет Торы мавъир (разжигать огонь), но не боне (строить). Однако один из маститых законоучителей убедил его не помещать это доказательство в книгу, поскольку, по его словам, оно «выглядит совершенно анекдотически». «Кому вообще может прийти в голову, что при зажигании света нарушается запрет «строить»?! – иронизировал этот законоучитель. – Докажи еще, что при этом не нарушается запрет орег (ткать)!». И вот, некоторое время спустя, появились публикации одного из духовных лидеров поколения р. Авраама-Йешаи Карелица (Хазон Иш; см.), который доказывал, что при замыкании электрической цепи нарушается именно запрет боне. Р. Шломо-Залман отправил Хазон Ишу письмо со своими возражениями – и хотя в ходе обмена мнениями каждый из них остался при своей точке зрения, с тех пор р. Шломо-Залман выносил алахические решения по этому вопросу только в соответствии с точкой зрения своего оппонента, выражая тем самым «свое преклонение и трепет перед авторитетом великого мудреца» (Минхат Шломо с.91; Атора амесамахат с.177).
В возрасте тридцати четырех лет р. Шломо-Залман опубликовал свою вторую книгу Мааданей эрец (Наслаждения земли), в которой рассматривались сложнейшие аспекты практического применения законов шмиты (субботнего года). К 5707 /1947/ году он подготовил к печати второй том этой книги, посвященный законам отделения трумы и десятины от нового урожая (в связи с Войной за Независимость публикация задержалась до 5712 /1952/ г.).
Эта книга стала итогом его многолетних занятий в исследовательском центре Мидраш Бней Цион, основанном главным раввином Йерушалаима р. Цви-Песахом Франком специально для изучения законов, связанных со святостью Земли Израиля, – и в первую очередь, законов, касающихся обработки земли. Книга Мааданей эрец получила широкое распространение и прославила имя автора по всему еврейскому миру (Везэ шаар ашамаим с.486; Атора амесамахат с.56).
В стороне от политических разногласий
С самого начала своей деятельности р. Шломо-Залман держался в стороне от острейших политических и идеологических разногласий, разрывающих в те годы общину святого города.
Он был в равной степени близок как к р. Аврааму-Ицхаку Куку, возглавляющему лагерь религиозного сионизма, так и к р. Зелигу-Реувену Бенгису, стоявшему во главе иерусалимской Эйда харедит (Общины богобоязненных), – в каждом из них он видел, в первую очередь, выдающегося мыслителя и знатока Торы (Атора амесамахат с.106).
Во главе ешивы Коль Тора
В 5709 /1949/ году р. Ойербах возглавил ешиву Коль Тора (Голос Торы), основанную десятью годами ранее для юных беженцев из Германии и других стран Западной Европы.
Коль Тора была первой ашкеназской ешивой Йерушалаима, занятия в которой велись на иврите, а не на идиш, как было принято повсеместно. Это позволило принимать в ешиву и юношей из сефардской общины. Кроме того, в отличие от других ешив, многие ученики в Коль Тора в первые два десятилетия существования ешивы покрывали головы не традиционной кипой, а вязанной – или даже береткой (Везэ шаар ашамаим с.538; Атора амесамахат с.105).
Уроки р. Шломо-Залмана отличались ясностью и наглядностью. Он разъяснял сложнейшие талмудические проблемы и дискуссии так, будто речь шла о событиях, происходящих в реальной жизни, прямо перед глазами учеников. Каждую тему он стремился раскрыть в плоскости практической алахи: например, когда изучалась пятая глава талмудического трактата Бава меция, посвященная запрету Торы ссужать под проценты, он приводил многочисленные примеры, связанные с функционированием современных ссудных банков и торгующих в кредит магазинов (Везэ шаар ашамаим с.572; Атора амесамахат с.113-114).
Стремление перевести бытовые реали на язык алахи
В своей повседневной жизни р. Шломо-Залман также стремился перевести любые бытовые и технологические реалии на язык практической алахи.
Когда в его доме впервые появился электрический холодильник, он сразу же начал думать: если приоткрыть дверцу в шабат, вовнутрь ворвется теплый воздух и немедленно приведет в действие моторчик охлаждающего устройства – можно ли это делать? Засев за книги, он изучил проблему до мельчайших деталей – в результате родилось его классическое исследование, посвященное открыванию холодильника в шабат (Атора амесамахат с.90).
Отказ от поста судьи
В самом начале 5710-х /1950-х/ годов первый главный раввин Государства Израиль р. Ицхак-Айзик Герцог пригласил р. Ойербаха занять пост даяна (судьи) в создаваемом им Верховном раввинском суде (Бейт-дин Агадоль).
В те дни ученики ешивы объявили пост и читали Теилим, моля Всевышнего, чтобы р. Шломо-Залман их не оставил. Администрация ешивы, которая также была заинтересована в том, чтобы удержать р. Шломо-Залмана, вынесла вопрос на суд главы поколения р. Авраама-Йешаи Карелица (Хазон Иша). Во время встречи с Хазон Ишем, состоявшейся через несколько дней, р. Шломо-Залман искренне признался: «Ну что я могу поделать, если мне интереснее заниматься алахой, чем давать уроки в ешиве!». В ответ Хазон Иш улыбнулся и произнес: «Если ты послушаешь моего совета и останешься во главе ешивы, то будешь и великим главой ешивы, и великим законоучителем. Но если ты оставишь ешиву и присоединишься к Верховному суду, то будешь «только» великим законоучителем». Р. Шломо-Залман смиренно принял совет мудреца. Свой отказ от должности судьи он объяснил так: «Ведь в Талмуде сказано, что даян должен обладать «великой богобоязненностью» (Йевамот 109б) – как же я могу принять такую миссию на себя» (Везэ шаар ашамаим с.572-573; Атора амесамахат с.173).
Новый период в истории ешивы
В 5717 /1957/ году ешива Коль Тора переехала в здание, построенное специально для нее в Байт-Вагане – новом районе Йерушалаима. С этого момента начался новый период в ее истории: число студентов значительно возросло, и ешива приобрела славу одной из самых авторитетных и притягательных в святом городе. За четыре десятилетия преподавания в Коль Тора р. Шломо-Залман воспитал тысячи учеников, многие из которых стали главами крупнейших общин и ешив в Земле Израиля и в диаспоре.
В 5721 /1961/ году, после смерти р. Цви-Песаха Франка, возглавлявшего общину Йерушалаима, р. Шломо-Залмана настойчиво уговаривали заменить его на этом посту. Он спросил совета у одного из старейшин святого города р. Дова-Бериша Вайденфельда (Гаона из Чебина; см.), с которым у него были близкие и теплые отношения. «Если ты согласишься, то для Йерушалаима это будет очень хорошо, – сказал Гаон из Чебина, – но для тебя очень плохо» (Атора амесамахат с.174).
Тяжелая операция
В 5723 /1963/ году р. Ойербах перенес тяжелую и опасную операцию, связанную с удалением лицевого нерва.
В течение предшествующих операций шесть лет его мучили нестерпимые боли. Время от времени ему делали болеутоляющий укол, но затем страдания возобновлялись. В эти годы он жил в постоянном душевном напряжении, опасаясь, что боль, которую невозможно было выдержать даже на протяжении нескольких секунд, вот-вот вернется. Однажды, незадолго до операции, он сказал близкому ученику, заставшему его после приступа: «Если мое лицо будут кромсать одновременно десятью ножами, все равно это будет меньше той боли, что я испытываю… Люди спрашивают меня, как я мог решиться на такую рискованную операцию, – но разве в противном случае я не рискую потерять рассудок от этой боли?!» (там же с.60,300).
В период болезни он продолжал интенсивные занятия Торой и преподавательскую деятельность. Даже перед операцией, дожидаясь своей очереди в коридоре клиники, он увлеченно обсуждал с одним из родственников сложнейшую алахическую проблему. Когда его вызвали, уже на пороге операционной, он на минуту задумался и внезапно возвратился к родственникам, плачущим и шепчущим слова Теилим… Оказалось, он нашел еще один аргумент, позволяющий глубже понять обсуждаемую алахическую проблему – и вернулся, чтобы поделиться своим открытием с собеседником (Маасей авотейну, Бехукотай).
В результате операции, проведенной в месяце адар 5723 /1963/ года, половина его лица осталась частично парализованной, он потерял слух на одно ухо, а зрение поддерживалось лишь с помощью постоянного закапывания лекарств, – однако боли прошли (Атора амесамахат с.258).
Книга Шмират шабат килхата
В 5725 /1965/ году вышла в свет книга Шмират шабат кеилхата (Соблюдение шабата в соответствии с законом), составленная р. Йеошуа Нойбертом, ближайшим учеником р. Шломо-Залмана.
В этом обстоятельном кодексе, содержащем законы шабата и праздников с учетом современных реалий и технологий, составитель следовал, в основном, псакам (алахическим решениям) р. Шломо-Залмана, а также приводил в виде подстрочных примечаний многие его разъяснения и уточнения (там же с.56).
В связи с выходом этой книги, принятой широким кругом соблюдающих заповеди евреев в качестве руководства, р. Шломо-Залман приобрел статус одного из самых авторитетных законоучителей поколения – и в первую очередь, в вопросах, связанных с современными технологиями и медициной.
Изучение наук
Чтобы принимать адекватные алахические решения, ему приходилось основательно изучать базовые законы электрофизики, электрохимии и ряда смежных наук, а также постоянно знакомиться с новыми достижениями в медицине и фармацевтике. Посетители бывали поражены его знанием мельчайших подробностей, касающихся лечения того или иного заболевания (там же с.154).
Его постоянным консультантом в области точных наук был знаменитый израильский физик профессор Зеев Лев, основавший в Йерушалаиме институт Махон Лев, в котором серьезное изучение Торы сочеталось с получением высшего образования в области точных наук. Зеев Лев вспоминал, что «р. Ойербах всегда умел задать верный вопрос и точно схватить суть алахической проблемы, порожденной использованием нового прибора или применением нового изобретения» (там же с.65).
Р. Шломо-Залман придавал большое значение своим научным занятиям и утверждал, что, «познавая физику, человек может осязаемо ощутить присутствие в мире Б-га» (там же с.66).
Прием посетителей
Он принимал посетителей, приходящих к нему с алахическими вопросами, ежедневно в течение полутора часов прямо в своей маленькой квартирке, расположенной в старом иерусалимском квартале Шаарей хесед.
В половине второго дня он приходил из ешивы обедать, и к этому времени первые посетители уже дожидались его у двери. Он не мог заставлять людей ждать – и обед откладывался на неопределенное время. И даже, если после того, как он, в конце концов, садился за стол, вновь приходили люди, р. Ойербах немедленно поднимался и принимал их (там же с.211,218,311).
Р. Шломо-Залман умел слушать так, что человеку казалась, будто время хозяина дома не ограниченно. И хотя, обладая исключительной проницательностью и развитой интуицией, он мгновенно схватывал суть вопроса, тем не менее, он давал возможность каждому высказаться до конца. Он ценил на вес золота каждую минуту своего времени, однако уважение к собеседнику было для него еще большей ценностью. Он умел почувствовать душу каждого человека и вынести алахическое решение, тонко учитывающее его духовный уровень и личностные особенности (там же с.129,217,285,291).
Поток людей, приходящих к р. Ойербаху, существенно возрос после смерти его наставника, иерусалимского праведника р. Арье Левина, последовавшей в 5729 /1969/ году.
В течение многих десятилетий к р. Левину, живущему недалеко от Шаарей хесед, приходили за советом и утешением люди с серьезными личными проблемами – те, на кого обрушились беды или болезни, а также бедняки, нуждающиеся в материальной поддержке. Теперь эти люди стали обращаться за помощью к р. Ойербаху (там же с.188).
Р. Шломо-Залман собирал очень крупные суммы у состоятельных филантропов, многие из которых доверяли только ему, и затем передавал деньги нуждающимся – с максимальной деликатностью, стараясь, чтобы окружающие об этом не знали. «Стандартная» сумма, которую он вручал людям, столкнувшимся с серьезными финансовыми проблемами, была десять тысяч долларов. С особенной энергией он стремился помочь сиротам и вдовам. Бывали случаи, когда он принимал на себя финансовые обязательства вступающего в брак сироты, заменяя ему отца, – он выплачивал из своих благотворительных фондов десятки тысяч долларов на свадебные расходы (там же с.210,214).
«Все знают, что р. Шломо-Залман был гаоном в познании Торы, но не многие представляют, каким гаоном он был в делах милосердия! – говорил один из близких к нему людей, руководитель сети начальных школ р. Йом-Тов Зильберман. – Невозможно представить, сколько часов в день он посвящал помощи другим. Даже если рассказать кому-нибудь – не поверят» (там же с.215).
Сам же р. Шломо-Залман не только не чувствовал, что достиг каких-то «больших высот» в делах милосердия, но, наоборот, вечно сомневался, выполнил ли он то, что «обязан был сделать, чтобы остаться человеком». Он часто говорил своим детям, что «тот, кто не чувствует забот и проблем окружающих, не только не является в достаточной степени милосердным, но и вообще еще не обладает человеческим обликом» (там же с.269).
В 5730-е /1970-е/ годы на р. Ойербаха вновь было оказано значительное давление, чтобы уговорить его занять официальный пост главного раввина Йерушалаима.
Его убеждали знаменитые раввины, приходили целые делегации старейшин общины – однако он мягко, но решительно уклонялся от почетного предложения. И все же, отказавшись от какой бы то ни было формальной раввинской должности, – а может быть, именно благодаря этому, р. Шломо-Залман стал не только подлинным главой общины святого города, но и всей Святой Земли и всего еврейского мира. К нему – частному человеку, ведущему «прием» в одной из комнат своей квартирки, – приходили с алахическими и жизненными вопросами хасидские Адморы и руководители прославленных «литовских» ешив, представители ашкеназских и сефардских общин, сторонники религиозного сионизма и их ярые противники из Эйда харедит (Общины богобоязненных), к нему приходили и звонили многочисленные евреи из Америки, Европы, Южной Африки и Австралии (там же с.176,178,283)
Его алахические решения часто рождались как бы в ходе совместного творчества, в которое вовлекался и спрашивающий.
«Какой бы вопрос ему не задавали, он мгновенно включался в обсуждение, вычленял главное и, тактично направляя ход рассуждений своего собеседника, подводил его к решению проблемы, – вспоминал иерусалимский знаток Торы, часто обращавшийся к р. Ойербаху. – …Иногда он задавал два-три наводящих вопроса, и, ответив на них, собеседник сам видел, что именно они и являлись «ключами» к верному алахическому решению» (там же с.55).
Он был целиком сосредоточен на посетителе и при любых помехах не терял нити беседы.
Иногда во время разговора он был вынужден отвечать на срочные вопросы по телефону, и порой эти вопросы были очень сложными – они касались спасения человеческой жизни или крупных денежных тяжб. Тем не менее, когда р. Шломо-Залман клал трубку и возвращался к своему собеседнику, он не спрашивал: «Ну, так на чем мы остановились?», – а продолжал обсуждение точно с того слова, на котором оно было прервано внезапным звонком (там же с.84).
Безупречные алахический решения
Женщине, которой врачи сказали, что она сможет забеременеть только с помощью лабораторного «осеменения в пробирке», р. Шломо-Залман запретил прибегать к такому зачатию. «Не все врачи, которые занимаются этим, боятся Б-га», – пояснил он. Р. Шломо-Залман опасался, что из-за неосторожного поведения медицинского персонала, способного подменить или смешать семя, могут возникнуть тяжелейшие проблемы, связанные с рождением мамзера (ребенка, зачатого от семя постороннего мужчины). В заключение беседы р. Шломо-Залман благословил расстроенных и разочарованных супругов и сказал им: «Б-г в помощь, чтобы у вас родились дети естественным путем». И несмотря на то, что врачи не оставляли этой паре никаких шансов, за несколько лет – без всякого лабораторного вмешательства – их дом наполнился детьми. Необходимо отметить, что во всех подобных случаях сам р. Шломо-Залман, сторонившийся любой «мистики» и «чудотворчества», решительно отрицал какую бы то ни было связь между своими благословениями и последующими событиями (там же с.81,205).
Одним из сложнейших алахических вопросов, над которым работал р. Ойербах, была проблема определения момента смерти, после которого разрешено извлекать органы и ткани умершего для трансплантации.
Вопрос осложнялся тем, что современные медицинские технологии позволяли поддерживать искусственное дыхание и кровообращение длительное время после того, как приборы зафиксировали полное прекращение деятельности мозга. По просьбе р. Шломо-Залмана проводился даже лабораторный эксперимент на овце, которую после шхиты, подключали к системе искусственного жизнеобеспечения. В результате длительных исследований р. Ойербах постановил, что, в сущности, момент смерти наступает со смертью мозга – но из-за недостаточной чувствительности приборов, даже после фиксации ими «полного» прекращения мозговой деятельности, остается возможность того, что все же какая-то активность мозга сохраняется. Исходя из этого, р. Шломо-Залман рекомендовал следующую тестовую процедуру: после того, как приборы зафиксировали смерть мозга, необходимо отключить умершего от системы искусственного кровообращения, и лишь после того, как его сердце остановится на тридцать секунд, можно вновь включать систему «искусственного сердца» и извлекать необходимые для трансплантации ткани (там же с.156-159;363-364).
Другой сложнейшей проблемой, с которой обращались к нему врачи и раввины, был вопрос о продлении жизни «безнадежных больных».
Р. Шломо-Залман вынес алахическое постановление, в соответствии с которым врачи не обязаны продлевать жизнь умирающего, если его состояние связано с тяжелыми болями, – даже в том случае, если умирающий находится без сознания, и уже тем более, если он сам просит не продлевать его страданий (Энциклопедия алахических проблем в медицине т.4, с.402-403; Атора амесамахат с.152-153).
В своих псаким, обращенных к еврейской общине в целом, р. Ойербах избегал излишних устрожений, способных, по его мнению, привести к нарушению даже минимальных требований закона.
Например, он постановил, что и в Израиле «разрешено пользоваться электрическим током, поступающим из центральной сети в шабат» – несмотря на то, что это электричество производится на израильских электростанциях при участии работников-евреев, оскверняющих шабат. Р. Шломо-Залман исходил из того, что в производимой ими работе есть и разрешенная сторона: ведь, помимо прочего, они производят электроэнергию и для разрешенных в шабат целей, в частности, для больниц и военных объектов, – в то время как все остальные, пользуются как бы «остатками» электричества, произведенного для разрешенных целей. Однако для своей семьи он не использовал электричество, поступающее по центральной сети: в шабат в его доме горела нефтяная лампа, а позднее установили независимый генератор. «Как я могу пользоваться общим электричеством, – говорил он своим близким, – если знаю, что на электростанции евреи сознательно оскверняют шабат?!» (Атора амесамахат с.79-81).
Именно р. Шломо-Залман инициировал алахическое исследование, связанное с использованием особых «субботних лифтов», в отношении которых не существовало определенности. «Если это разрешено, то необходимо широко оповестить всех евреев мира об этом, – убеждал он. – Ведь иначе живущий в небоскребе еврей, поднимающийся в шабат на таком лифте, будет думать, что, в сущности, он нарушает закон, – а такая мысль, в конце концов, приведет его к осквернению шабата в области действительно запрещенного». Тщательный анализ работы такого лифта, проведенный иерусалимским «Институтом алахических исследований в науке и технологии», привел к неожиданным результатам: оказалось, что подъем в «субботнем лифте» является, с точки зрения алахи, совершенно безукоризненным, в то время как спуск связан с серьезными алахическими проблемами – поскольку вес пассажиров трансформируется с помощью специального прибора в дополнительную электроэнергию (там же с.137).
В 5746 /1986/ году р. Ойербах выпустил в свет книгу Минхат Шломо (Приношение Шломо), в которую были собраны его важнейшие алахические решения и респонсы за четыре последних десятилетия.
Предельная скромность
Обладая в глазах людей статусом «великого гаона» и «главы поколения», р. Шломо-Залман в своем собственном восприятии оставался просто «одним из баалей-абайтим (домохозяев) квартала Шаарей хесед». В своих отношениях с окружающими он вел себя, как человек искренне убежденный в том, что в нем нет ничего исключительного и особенного. Он часто с искренним недоумением спрашивал у людей, приезжавших к нему из Европы или Америки: «Почему вы обращаетесь именно ко мне? Спросите у своего раввина!». Иногда он даже говорил посетителям: «Извините меня за такие слова, но вы просто сделали глупость, что пришли ко мне. …Ведь я каждый Йом кипур прошу прощения у Б-га за те дурные советы, которые даю людям». «Я не понимаю, почему люди приходят с вопросами именно ко мне! – горько сетовал он своим близким. – Разве я раввин? Ну, в каком городе и в каком квартале я раввин?! Я просто старик…» (там же с.178,190,249).
Когда р. Шломо-Залман слышал восхваления в свой адрес, то, по свидетельству близких к нему людей, мгновенно замыкался и мрачнел – было очевидно, что слова хвалы буквально ранят его, причиняя нестерпимую душевную боль. Заслышав титул посек адор (законоучитель поколения), которым его особенно донимали в последние годы жизни, он возмущенно восклицал: «Это просто ложь! Я выношу алахические решения только для людей, обращающихся ко мне в частном порядке!». В одном из своих респонсов (Алаха верефуа ч.3) он писал: «Я чрезвычайно далек от мысли считать свою убогую и ограниченную точку зрения тем, что называют именем даат Тора (точка зрения Торы)». Оберегая его здоровье, родные прятали от него любую харедимную газету, в которой к его имени был присоединен какой-либо титул: «гаон», «посек адор» и т.д. На улице его часто окружали фотографы и просто зеваки, желающие сфотографироваться рядом со «знаменитым человеком», – и тогда он со смущенной улыбкой спрашивал на идиш у своего провожатого: «Почему все бегут за мной, будто я мешугене (сумасшедший)?!» (там же с.178,190,192-193,339).
Он тактично, но решительно пресекал всякую попытку создать вокруг него «двор», наподобие окружения хасидских «цадиков». Когда ему сказали про некого человека: «Он все время вращается здесь, при вашем «дворе», р. Шломо-Залман мягко поправил: «При моем дворе «вращаются» только кошки» (там же с.357).
В 5753 /1993/ году он издал том поправок и дополнений к двухтомному кодексу своего ученика р. Йеошуа Нойберта Шмират шабат кеилхата.
Когда ему предоставили на просмотр гранки книги, он вычеркнул стоящее на обложке рядом с его именем слово «раввин» (там же с.198).
На протяжении всей жизни р. Шломо-Залман оставался вне лагерей и течений, разделяющих мир Торы.
Вне политики
По свидетельству близких к нему людей, он «бежал от политики, как от огня». Если у него спрашивали его мнение по поводу каких-либо внутренних разногласий, например, «Ну, и что же будет с Хабадом?», р. Шломо-Залман широко улыбался и говорил: «Может быть, у Вас есть ко мне какой-нибудь алахический вопрос?» (там же с.251).
Однажды, в период острейшей политической дискуссии, расколовшей харедимную общину Израиля на два лагеря, к р. Шломо-Залману приехал знаменитый раввин, чтобы уговорить его выступить во главе одной из сторон. Р. Шломо-Залман попытался тактично уклониться от обсуждения этой темы, но гость настаивал: «Необходимо высказать даат Тора (точку зрения Торы), чтобы правильно сориентировать всю общину!». Убедившись, что настойчивый посетитель просто так не отступится, р. Шломо-Залман сказал ему: «Пойми, я уже не принадлежу этому миру. Я пребываю в «мире истины» (посмертном мире), а оттуда не вмешиваются в происходящие здесь события!». Гость пораженный и самими словами, и тоном, каким они были сказаны, поспешил уйти. Неделю спустя этот раввин встретил р. Шломо-Залмана на обряде обрезания в семье общих знакомых. «Я вижу, что Ваша честь еще в этом мире, – с улыбкой сказал раввин. – Так может быть, Вы все же выскажете свое мнение в дискуссии и поведете за собой всю общину!». Р. Шломо-Залман тоже широко улыбнулся: «Вы ошибаетесь! Я действительно уже пребываю в «мире истины». Просто в данный момент я явился на брит милу вместе с пророком Элияу (по существующему преданию, пророк Элияу спускается из «верхних миров», чтобы посетить каждый обряд обрезания)» (там же с. 255-256).
Последние годы и смерть
В последние годы жизни р. Шломо-Залман так же был окружен людьми – и каждого он одаривал своей нежной улыбкой и любящим взглядом.
Когда он выходил из аудитории после урока и спешил на минху, его сразу окружала толпа, и каждый, прямо на ходу, старался выяснить нечто важное. После молитвы его снова брали в кольцо и задавали вопросы по пути до машины. В машине сопровождавшие его люди также обсуждали с ним насущные алахические проблемы. И едва автомобиль тормозил у его дома – прежде, чем он успевал открыть дверцу, к нему устремлялись люди, дожидающиеся его со своими вопросами и проблемами. И все же даже в этом алахическом «марафоне» р. Шломо-Залман отвечал каждому спокойно и обстоятельно, будто это был его единственный собеседник (там же с.84).
Р. Шломо-Залман Ойербах умер в Йерушалаиме двадцатого адара 5755 /1995/ года.
В редакциях газет долго не могли найти подходящей фотографии для траурных выпусков – на подавляющем большинстве снимков р. Ойербах улыбался, и редакторам казалось странным и непривычным, чтобы из черной рамки светилось улыбающееся лицо (там же с.255).
Среди ближайших учеников р. Шломо-Залмана особенно выделяются р. Исраэль-Меир Лау, занимавший пост главного раввина Государства Израиль, р. Авигдор Невенцаль, возглавлявший общину Старого города в Йерушалаиме и ешиву Акотель, а также р. Йеошуа Нойберт, глава иерусалимской ешивы Тиферет Шломо.
Его сын р. Шмуэль Ойербах, возглавляющий ешиву Маалот Атора, стал одним из духовных лидеров харедимных общин Земли Израиля.
В честь р. Ойербаха назван новый район Йерушалаима – Рамат Шломо, в котором поселились тысячи харедимных семей (Везэ шаар ашамаим с.560).
