Зигмунд Фрейд, родившийся в еврейской семье в середине XIX-го века и известный многим как основатель психоанализа, был в своих убеждениях и практиках глубоко светским человеком и позиционировал себя как атеиста. В большинстве своих трудов он выражал явное презрение, если даже не прямую враждебность, по отношению ко всем религиям, включая иудаизм. «Религия — это общечеловеческий навязчивый невроз», — написал он однажды, а самого себя назвал «нечестивым евреем» и «одним из самых опасных противников религии».

И это не единственное подобное заявление с его стороны.

В 1930 году Фрейд написал предисловие к предстоящей публикации перевода на иврит одной из своих работ, книги «Тотем и табу», где речь шла о происхождении морали и религии. В нем психоаналитик в свойственной ему манере подчеркнул, что придерживается позиции некоего нейтралитета и не делает никаких исключений в пользу иудаизма, а себя описал как отказавшегося от всех характерных особенностей и обычаев, присущих его собратьям-евреям.

В свете этого то, что он пишет дальше, можно воспринимать как нечто совершенно удивительное.

«Ни один читатель… не сможет с легкостью поставить себя в эмоциональное положение писателя, который… полностью оторван от религии своих отцов… но который за все годы жизни ни разу не отвергал своего происхождения. Который чувствует, что по своей сущности он еврей, и у кого нет желания изменить это… Если бы ему задали вопрос: «Раз уж вы отказались от обычаев своего народа, то что тогда в вас осталось еврейского?», он бы ответил: «Во мне осталось очень много — вероятно, сама еврейская сущность». Пожалуй, он не мог бы ясно выразить через слова, в чем эта сущность заключается; но однажды, без сомнения, даже людям науки станет доступным и понятным, о чем идет речь».

«Писатель», о котором говорит Фрейд в этих строках, — это, конечно же, он сам.

Что ж, весьма интересно получается! Ученый заявляет миру, что, несмотря на кажущееся абсолютное недовольство идеями и традициями иудаизма, он остается евреем по своей сути — и признает, что это то, что его научный разум не в состоянии полностью объяснить.

Мне кажется, что это необычное утверждение отражает важнейшую идею, которая является ключом к пониманию одной из самых удивительных особенностей еврейского народа.

Дискуссии как образ жизни

Кажется, все слышали слова о том, что на двух евреев приходится три мнения, и относились к этому с юмором. Однако на самом деле в этой шутке содержится большая доля правды.

Мы, евреи, по многим вопросам привыкли друг с другом не соглашаться. Конечно, сами мы стараемся эту тему максимально сгладить и замаскировать ее под желание находить новые решения, не останавливаясь на уже имеющихся и утверждая, что в споре рождается истина.. Но, согласитесь, со стороны это больше похоже на то, что мы просто очень упрямы и склонны к спорам.

Более того, на протяжении многих поколений эта особенность действительно характеризовала наш народ — стоит только вспомнить о захватывающих дискуссиях Талмуда между сторонниками школ Шамая и Гилеля. Более того, Талмуд будто воспринимает это как нечто само собой разумеющееся, что должно быть только так и никак иначе: «Как не похожи их лица, так не похожи  и их мнения».¹

Что ж, с одной стороны, так оно и есть.

Евреи могут спорить почти обо всем и постоянно это делают. Мы не только обсуждаем, как соблюдать Шабат, какую пищу можно есть или как должны выглядеть наши синагоги. Мы спорим и о вариантах, как добиться мира для Израиля, и относительно иммиграционной политики, и того, как противостоять актам насилия с применением оружия, растущей ассимиляции и антисемитизму. А уж сколько у нас различных традиций, связанных с тем, как правильно молиться…

Возможно ли объединить всех евреев?

Но что удивляет в этом явлении больше всего, так это то, что хотя мы неустанно спорим друг с другом, большинство из нас искренне жаждет единства еврейского народа.

Мы стремимся к нему, напоминаем об этом друг другу и в отчаянии опускаем руки, когда оно все же от нас ускользает. (После чего оборачиваемся и обвиняем друг друга в произошедшем…) И наоборот, мы восхищаемся любыми мимолетными проявлениями еврейского единения. Мурашки бегут по нашей коже всякий раз, когда мы становимся свидетелями искреннего объединения евреев, придерживающихся разных убеждений, разных традиций и обычаев.

Итак, что мы имеем? Как могут люди так отчаянно отстаивать свои права на то, чтобы разделяться по различным лагерям и подгруппам, школам мысли и т.д., если одновременно с этим они всем сердцем мечтают быть ам эхад — единым и исключительным народом? Как можно ожидать, что мы будем «любить своего ближнего так же, как самих себя», если мы едва ли можем определить между нами хоть какие-то общие черты?

Многие из нас спрашивали себя: должен ли я любить какого-то человека, который заставляет меня съеживаться каждый раз, когда озвучивает свои взгляды и убеждения? Того, чье понимание иудаизма кажется мне абсолютно обратным тому, что я считаю адекватным? Того, кто, как мне кажется, позорит весь наш народ?!

Ну а испытывая такие непримиримые разногласия, как мы можем считать, что действительно стремимся к единству евреев?

Фактор души

Давайте попробуем ответить на этот вопрос, рассмотрев концепцию еврейской души, нешамы, которая, как говорил рабби Шнеур Залман из Ляд, является прочным духовным ядром каждого еврея.

Он пишет, что то самое неизменное и неделимое, объединяющее всех нас — это искра Божественности, заложенная в нас Самим Всемогущим и одинаковая для каждого еврея. В ней-то и заключается суть нашего еврейства, которая превосходит все те многочисленные различия, которые, как может показаться на первый взгляд, делают нас такими непохожими и непримиримыми.

Да, это правда, что мы расходимся во мнениях по жизненно важным вопросам. Мы можем схлестнуться в бурных спорах словно две стихии, когда дело доходит до основ иудаизма: Всевышнего, Торы, заповедей. Но примечательно то, что эти различия не представляют собой суть нашего внутреннего еврейства. А то, что эту еврейскую сущность  действительно определяет, — это нешама, благодаря которой мы все равны.

Повторю: по своей глубокой внутренней сути мы все в равной степени евреи.

Несмотря на наши глубокие разногласия по поводу того, как должен выглядеть еврей и как должно проявляться наше еврейство, в основе иудаизма лежит нечто абсолютное и неизменное.

Та же концепция применяется и на индивидуальном уровне. Все мы в разные периоды своей жизни переживаем взлеты и падения — в том числе, это касается и ведения еврейского образа жизни. В некоторые дни мы словно больше соответствуем образу добропорядочных евреев, чем в другие… Но, несмотря на эти изменения, природа нашего настоящего «еврейства» остается прежней. Она — наша константа. Она определяет нас как тех, кто мы есть. Каждого из нас. Постоянно.

Фрейд, самопровозглашенный «нечестивый еврей», понял эту истину, размышляя о своем еврействе. И хотя он заявляет о своей неспособности объяснить ее, он осознает существование своей еврейской сущности и полностью принимает ее. Рабби Шнеур Залман вряд ли бы удивился такому положению дел. Полагаю, он бы понимающе улыбнулся.

Ключ к единству

Теперь вернемся к загадке еврейского единства.

Каким образом оно может в качестве высшей идеи выстоять перед лицом всех имеющихся между нами разногласий и разобщенности? Мы понимаем, что наше родство не является результатом схожести идей и размышлений между нами, общих ценностей или даже нашей приверженности Торе и заповедям. В реальности все это может меняться в разные периоды и у разных людей. И наоборот, наше единство — это другая реальность, гораздо более глубокая, устойчивая и последовательная, чем любая из наших идей или моделей поведения. Наше единство — это единство нашей сущности.

Если бы мы потратили время, чтобы поразмышлять о возвышенной внутренней природе каждой еврейской души, мы бы обнаружили, что золотой императив «любить своего ближнего как самих себя» — это не просто какое-то идеалистическое преувеличение или поэтическая банальность, а реальность, которая находится внутри каждого из нас. Мы приходим в этот мир, чтобы раскрыть ее и принять. И, безусловно, путь к этому месту назначения весьма нелегок, но он во многом зависит от наших возможностей.

Сноски

1. Брахот, 58.