Я тот человек, которого нужно просить о помощи, даже если очень хочу помочь, и говорить конкретно, что и как будет лучше — иначе я не буду знать, нужна ли моя помощь или лучше не мешать, а также что сделать, чтобы это было именно то, что нужно конкретному человеку и именно в этой ситуации. Значит ли все это, что я недостаточно добрый человек?
Я никогда не забуду масштаб заботы, которой меня окружила подруга, когда после третьего кесарева сечения я лежала в больнице. Невероятное разнообразие полезной и сытной еды, которую она готовила и приносила мне, стало настоящим спасением, потому что персонал больницы не смог найти кошерную еду, хотя изначально было обозначено, что она у них есть. Кроме того, я была поражена, что она вообще решила мне помогать. Это было мое третье кесарево сечение, не первое, так что мне даже не приходило в голову, что я могу оказаться в ситуации, когда понадобится помощь!
Но как бы мне ни хотелось и самой быть такой подругой, способной интуитивно понимать, что нужно другим, и делать это, я так не могу. И, когда у моих подруг случаются ситуации, в которых нужна помощь — роды, сложный развод, завал на работе или вывих лодыжки, я искренне хочу помочь, но я не та, кто может объявиться на пороге без предварительной договоренности с кастрюлей в руках. Даже просто позвонить подруге в такой момент для меня непросто. (А что, если она наконец-то уснула? А что, если это вызовет у нее только раздражение, потому что люди доводят ее сочувственными звонками?)
Я та, кто двумя руками голосует за составление списков желаемых подарков на праздники и уже подготовленных вариантов комплексных меню, по которым нужно готовить тем, кто в этом нуждается. Без этих решений я чувствую себя парализованной. Меня должны обязательно попросить об определенном виде помощи, иначе я не буду знать, что делать, даже если при этом очень хочу помочь.
Значит ли это, что я недостаточно добрый или не способный на заботу о других человек?
Я беспокоилась из-за этого на протяжении многих лет, особенно когда мне доводилось видеть поведение друзей, которое мне казалось куда более правильным, чем мое собственное.
И вот однажды история Ривки, нашей праматери, наконец-то дала ответ на столь мучивший меня вопрос.
Элиэзер, слуга Авраама, был послан в другую страну, чтобы найти жену для Ицхака, сына своего хозяина. Он представил себе, какой должна быть идеальная кандидатка, и создал список особых примет: «Пусть же девица, которая, если скажу ей: наклони кувшин твой и я напьюсь, скажет: пей, и я верблюдов твоих напою, ее-то и определил Ты для раба твоего, Ицхака»,1 — обращается Элиэзер к Богу.
И сразу, как только он помолился об этом, вдруг появляется Ривка и в точности повторяется то, что он загадал — вплоть до интересной детали: Элиэзер просит воды, и лишь после этого она спешит дать ему воду.
Очевидно, что в первую очередь слуга Авраама таким образом хотел проверить уровень добродетельности девушки, ее хесед. Однако, если весь смысл в том, чтобы найти ту, которая будет выделяться на фоне других своими добрыми делами, почему же ее надо просить о милости? Почему бы не поискать девушку, которая, увидев незнакомца, явно преодолевшего долгий путь, предложит ему напиться из ее кувшина без каких-то лишних вопросов?
Я думаю, ответ предельно прост: мы не можем и не должны ожидать, что люди будут читать наши мысли. Иногда нужно четко говорить другим о своих желаниях и просить о помощи, и тот факт, что мы должны были проявить заботу в любом случае, не умаляет доброты или заботы дающего.
Если я не предлагаю купить вам что-то в супермаркете, то это не потому, что не хочу этого делать — я просто не поняла, что вам нужна моя помощь. Определяющая мера хеседа не то, задумался человек над тем, чтобы совершить что-то хорошее или нет. Скорее это вопрос того, как он отреагирует на просьбу, с которой к нему обратились.
Хорошая, добрая девушка, которую стремился найти Элиэзер, была той, кто, узнав о нужде другого человека, готов сделать для него по максимуму. Ривке не нужно было пытаться интуитивно понимать, уместна ли здесь будет ее добродетель. Она просто должна была по первому же зову сделать доброе дело, с радостью, от начала и до конца.
И Тора учит нас здесь не только брать пример с того, как проявляет милосердие Ривка, но и подражать тому, как относился к этому вопросу Элиэзер. И второе здесь никак нельзя сбрасывать со счетов.
Обращаться за помощью нередко может быть для нас трудно, но, возможно, что станет несколько легче, если мы осознаем: на самом деле это тоже является добротой — в отношении того, к кому мы обращаемся с просьбой.
Я легко могу попросить о помощи мужа, и он великолепно со всем справится, но я расстраиваюсь, когда он не рассказывает мне о своих затаенных потребностях, потому что в таком случае не имею возможности ему помочь. И хотя удовлетворение своих нужд без привлечения других людей само по себе кажется актом крайней самоотверженности и альтруизма, такое поведение может лишить другого человека возможности проявить в отношении него доброту, а это уже, согласитесь, большой минус.
Как часто мы слышим о людях, которые страдали, что их окружение не оказывало им поддержки, практически пренебрегало, когда они больше всего в этой поддержке нуждались? Как часто мы слышим о тех, кто разрывал отношения с близкими из-за неоправданных ожиданий, хотя те могли и не догадываться о глобальности проблем этих людей?
Мы можем запрещать самим себе просить о помощи, потому что нас учили, что именно так мы станем самоотверженными и ничего не требующими от других людьми. Или, возможно, потому, что мы не хотим быть навязчивыми или обнаружить свои слабости.
На самом деле для этого есть много очень понятных причин. Но, кроме всего этого, мы должны помнить, что просьба о помощи с нашей стороны сама по себе является добрым делом.
Эта просьба дает другим возможность помочь, выполнить заповедь, показать свою любовь, проявить себя такими, какими люди действительно хотят быть в отношении нас, если только узнают, что и как для нас будет лучше.
Сноски
- Берешит, 24:14.
