“И сказал Эсав Яакову налей мне красного, красного этого” (Толдот, 25:30)
Объяснял рав Шалом Швадрон: в наших глазах представляете, что Эсав пришел с ружьем и штанах цвета хаки, плюхнулся в кресло, а ноги положил на стол. Раскрыл рот и попросил “Дай похлебать мне”. Но все не так просто. Но нужно еще знать, что написано в Гмаре: Эсав был в состоянии опасности для жизни. “Так как охватил его чрезмерный голод”, можно и нужно было дать ему поесть. Если так, то я спрашиваю, что за беда в его выражении “красного, красного этого”, и “потому дали ему имя Эдом”… Ведь его охватил чрезмерный голод, и он лишь просил поесть?
А объяснение такое: в тот особый час — кончины праотца Авраама, мир ему, столпа мира, на похороны которого прибыли все цари востока и запада — в конце дня пришел с поля Эсав (совершив пять грехов) и не просил “спасите меня! Я в состоянии опасности для жизни, дайте мне поесть”. Но сказал: дайте мне “красного, красного этого”. Красный цвет бросается ему в глаза. Этим высказыванием он открыл нам свою сущность — и дали ему имя “Эдом”! То есть Тора, давшая ему новое имя “и потому дали ему имя Эдом” раскрывает нам здесь тайну. Такую тайну, что без Торы мы не смогли бы это понять. В нем бушевала страсть. (Его сердце раскрылось в это мгновение). Написано в святой книге Зоар, что Эсав удостоился того, что его голова похоронена в пещере Махпела, так как его голова была на том же высоком уровне, что и у нашего праотца Яакова, мир ему, но “сердце его не было хорошим”. В сердце заключалась его проблема. Эсав — не только образ прошлого, принадлежащий истории. Эсав — человек нашей повседневной жизни.
В каждом периоде времени есть свой Эсав… Говорят, что рав, автор книги “Сфат эмет”, сказал: Эсав ходил в штреймеле и белых гольфах, и даже говорил слова Торы на третьей субботней трапезе… Почему он так говорил? Чтобы научить нас не думать, что “Ну, Эсав — это что-то особое, но я никогда не буду таким плохим… и даже наполовину таким, как он”… Нет. Нельзя так думать. Ведь и Эсав был известен своей умной головой и талантами, но, несмотря на это, был Эсавом…
И если вы хотите послушать о малом Эсаве, расскажу вам: Дело происходило поздним вечером. Близко к полуночи. Улицы были пусты, а некий еврей собирал миньян около “штиблах” в районе “Меа шеарим”. В те дни не просто было собрать людей в такой поздний час. “Ты уже молился маарив? Ты — шестой, не хватает еще четырех человек. Подожди немного, будет у нас полный миньян”, — кричал человек, вышедший собирать людей. И лишь через полчаса он собрал полный миньян. Я тоже был там. Я видел, как этот человек с большими усилиями собирал десятерых. Когда нашлись все десять, мы зашли в синагогу и наш реб праведник, собиравший миньян, подошел к “столбу”. В тот момент из соседнего переулка выскочил человек средних лет. Он был одет в светлый костюм и светлую шляпу. Человек, тяжело дыша, вбежал в синагогу. Он был одиннадцатым. (Если бы он пришел четвертью часа раньше, то сэкономил бы людям много сил). Он подошел к “столбу” и умоляющим голосом попросил хазана: “Дорогой еврей! Сегодня йорцайт моего отца. Я хочу молиться перед “столбом”. В синагоге воцарилась тишина. Люди ждали. Тот поднял голову и вонзил в него удивленный взгляд: “Я работал полчаса, чтобы найти миньян, а ты пришел в последний момент и хочешь отнять у меня “столб”?! Иди, поищи другое место…!”
Человек поразился: “Но у меня есть обязанность. Я пришел издалека, так как думал, что, может быть, сумею найти миньян, чтобы помолиться за возвышение души моего отца, благословенна его память… Сделай доброе дело! Пожалуйста” Люди ошеломленно молчали, ожидая дальнейшего развития событий. Собравший миньян возвысил голос. Ему пришла в голову идея, и он ее высказал: “Ага, у тебя йорцайт, а ты ждешь до позднего ночного часа. Именно из-за этого не полагается тебе молиться около ‘столба’…” Он оттолкнул его двумя руками и демонстративно начал: “И Он милосердный искупит грех”…
“Я встал, — рассказывал раби Шалом, — громко провозгласил: “Эсав молится маарив” и вышел из синагоги.
