«Спаси меня, Боже, ибо воды дошли уже до моей души…

Я устал от своего крика; у меня иссохла гортань, а глаза ослабли в ожидании… Больше, чем волос на голове моей, тех, кто беспричинно меня ненавидит… Укрепились мои губители, враги лжесвидетельствующие: я должен вернуть то, чего не брал…

Боже, Ты знаешь о моей глупости, от Тебя не скрыты мои провинности… Ради Тебя переживаю я позор, унижение на лице моем. Чужим я стал для братьев своих, посторонним для сынов матери моей. Ревность за Дом Твой меня опустошает; бесчестие злословящих Тебя пало на меня…

Обо мне говорят те, кто сидит у ворот. Я — насмешка на устах пьяниц… Позор разбивает мне сердце, и я смертельно истощен. Надеялся на утешение, но его нет; не нахожу никого, кто бы меня утешил. Они подмешивают мне в еду отраву и уксусом утоляют жажду…»¹

Этот псалом описывает жизнь несчастного, презираемого человека, полного смирения, у которого нет ни одного близкого.

Это голос измученной души, испытавшей невыразимые унижение и позор. Без всякой видимой на то причины автор этих строк окружен врагами, которые хотели бы его убить. Даже его родные братья на стороне злопыхателей и всячески его сторонятся.

Как ни удивительно, все эти строки написал великий царь Давид, праведный и любимый слуга Всевышнего, которого любил и почитал еврейский народ.

На протяжении всей жизни его сопровождало множество тяжких испытаний. Но в какой именно момент он почувствовал себя настолько одиноким, униженным и обделенным любовью и дружбой? И что заставило такого, как он, столкнуться со столь тяжким позором, что избегали его братья, живущие с ним под одной крышей, мудрецы Торы, сидевшие в суде у городских ворот, и даже сторонились последние пьянчуги на улицах? Что же он мог такое совершить, чтобы навлечь на себя тотальные гнев и презрение? И неужели в такой период рядом с ним не было никого, кто мог бы подарить ему любовь, утешение и дружбу?..

А ведь в этом псалме голосом, полным боли, царь Давид озвучивает страдания самого тяжелого периода своей жизни, продлившегося 28 лет — с рождения и до того момента, когда пророк Шмуэль помазал его как будущего царя народа Израиля.

Превратности судьбы

Давид родился в семье Ишая — одного из самых выдающихся лидеров своего поколения, главы Сангедрина (Верховного суда, действующего по закону Торы). Его отец был человеком такого небывалого величия, что, говоря о нем, Талмуд,² отмечает: «Ишай был одним из четырех праведников, которые умерли исключительно из-за подстрекательства змея». То есть только потому, что смерть была предопределена человеческому роду за грех Адама и Хавы, послушавших змея и нарушивших запрет Бога не есть плодов с Дерева Познания. За самим же Ишаем не числилось никакого собственного недостатка или греха.

Среди 8 его сыновей Давид был самым младшим. Все его братья были, как на подбор, праведными, харизматичными юношами. А когда на свет появился Давид, его рождение семья встретила презрением и насмешками. Как он говорит в псалме: «Чужим я стал для братьев своих, посторонним для сынов матери моей…».

Давиду даже не разрешалось есть за одним столом с остальными членами семьи, его место – это отдельный столик в углу комнаты.

Еще мальчиком его отправляли пасти скот в надежде, «что придет дикий зверь и убьет его, пока он будет исполнять свои обязанности».³ По этой же причине не боялись отправлять его и на пастбища в опасные места, где было много львов и медведей.⁴

Только один человек на протяжении всей юности Давида страдал от несправедливости такого его положения и испытывал глубоайшую и безоговорочную любовь к ребенку, который на самом деле ни в чем не был виноват. Этим человеком была мать Давида, Ницевет, дочь Адаэля, ощущавшая силу боли и отторжения своего младшего сына семьей еще острее, чем если бы встретила такое отношение к самой себе.

Ницевет происходила от Бецалеля, создавшего Шатер Откровения, а, значит, ее род восходил к пророчице Мирьям, сестре Моше Рабейну.

Терзаемая необоснованным притеснением младшего сына, но не силах положить этому конец, она вынуждена была оставаться в стороне, всем существом сострадая очень желанному ею младшему ребенку. Можно только представить, какие реки слез она выплакала, замкнувшись в себе, в ожидании того времени, когда восторжествует справедливость. Но пока ее мечта начала осуществляться, прошли долгие 28 лет…

Рождение Давида

Почему же юный Давид оказался в таком незавидном положении? И почему его мать замкнулась в себе вместо того, чтобы оказать сыну поддержку? Чтобы понять причину неприязни в семье в отношении будущего царя Израиля, необходимо разобраться с подоплекой описанных в Танахе событий, о которой рассказывают Мидраши.⁵

Отец Давида, Ишай, был внуком Боаза и Рут (об истории Рут и о Боазе рассказывает раздел Танаха под названием Мегилат Рут — Свиток Рут). Но после многих лет брака с Ницевет, когда у них родилось 7 сыновей и 2 дочери, в какой-то момент Ишай стал всерьез сомневаться относительно законности своего происхождения, и, конечно, это было не случайно.

Да, он был ведущим авторитетом в Торе своего времени, но при этом его бабушка Рут была моавитянкой, принявшей иудаизм, из-за чего немало авторитетных людей сомневалось в законности его брака с Ницевет. Ведь Тора запрещает евреям вступать в брак с прозелитами из моавитян, поскольку после исхода из Египта, когда сыны Израиля странствовали через пустыню, моавитяне жестоко поступили с ними, отказав в возможности сократить путь, пройдя через территорию их государства, и даже просто купить еду и питье.

Боаз и другие мудрецы Израиля понимали этот закон в соответствии с классическим толкованием, переданным Моше в Устной Торе, как запрещающий смешанные браки еврейских женщин с новообращенными моавитянами, на которых ложилась ответственность за жестокое поведение их предков. При этом, как известно, моавитянок это не касалось.

Боаз, женившись на Рут, надеялся прояснить этот момент и предать гласности верное толкование закона Торы, который в то время еще не был так широко известен, как сейчас. Но сложилось так, что, будучи человеком в годах, он умер в ночь после свадьбы. И все же Рут успела зачать – так на свет появился их общий сын Овед, который впоследствии стал отцом Ишая.

Некоторые не могли оставить без внимания тот факт, что такой великий человек, как Боаз, скончался сразу после свадьбы, ведь он не был болен или немощен. И они были уверены, что его смерть стала следствием нарушения запрета на вступление в брак с моавитянкой, а значит, Боаз заблуждался относительно законности их брака.

И все же время доказывало обратное. После рождения Оведа, (названного так потому, что он должен был стать истинным слугой Бога, — в переводе с иврита овед означает «слуга»), а позже и Ишая, а также его детей, сложно было представить, чтобы настолько праведные люди, занимающие в обществе столь заметное положение, могли появиться на свет в результате серьезного греха. Это просто не представлялось возможным!

И вот в какой-то момент сомнение все же завладело сердцем Ишая и стало его разъедать. А как искренний, честный, порядочный человек он не мог делать вид, будто с ним ничего особенного не происходит.

Ведь если статус Ишая действительно вызывал сомнения, значит, по закону он не мог оставаться в браке с чистокровной еврейкой, которой являлась его жена.

Их брак был по-настоящему счастливым. Но, готовый ради истины пойти на огромную личную жертву, Ишай решил, что единственным верным решением в этой ситуации будет расстаться с Ницевет и больше не вступать с ней в супружеские отношения.

Их дети знали, что родители разошлись.

Но вот прошло нескольких лет, и Ишай стал мечтать о ребенке, чье происхождение уже ни у кого не вызывало бы никаких вопросов. И он решил вступить в отношения со своей рабыней-кнаанеянкой.

— Я дарую тебе свободу, — сказал он. – И, если мой статус еврея законный, то, будучи новообращенной иудейкой, ты сможешь стать моей женой. Если же с юридической точки зрения я все-таки отношусь к моавитянам, принявшим иудаизм, которым закон запрещает жениться на еврейках по рождению, то подарить тебе свободу я не могу. Однако как рабыня из народа кнаанеев ты имеешь право стать супругой новообращенного моавитянина.

Рабыня, служившая в доме Ишая уже некоторое время, прекрасно знала, как страдает от разлуки с мужем ее госпожа Ницевет. Она понимала ее боль и знала, как бы та желала иметь от него еще детей.

Испытывая глубокое сочувствие, однажды служанка тайно пришла к Ницевет и, сообщив, о чем мечтает Ишай, предложила ей смелый план.

— Мы можем взять пример с праотцов и праматерей твоего народа и повторить их действия. Давай сегодня вечером поменяемся местами, как это когда-то сделали Лея и Рахель на свадьбе с Яаковом, — предложила она.

С молитвой на устах, чтобы все прошло успешно, Ницевет поменялась со своей рабыней одеждой и, укрыв лицо, отправилась в покои к законному мужу — в ту же ночь она зачала. А Ишай ничего не узнал о подмене.

Через три месяца ее беременность стала заметна. Придя в ужас от того, какой страшный грех совершила их мать, сыновья были готовы отдать ее под суд. В такой ситуации ей однозначно вынесли бы смертный приговор. Однако Ницевет ни за что не хотела смущать своего супруга, публично раскрывая правду о том, что же произошло на самом деле. Да и в отличие от Тамар, пославшей перед казнью Йегуде⁶ знаки, свидетельствующие о факте их близости, и тем самым дав ему возможность лично определить ее судьбу, Ницевет не могла открыть правду мужу, потому что берегла секрет, который связывал ее с бывшей рабыней, ставшей теперь женой Ишая.

И Ницевет приняла на себя обет молчать о происхождении младшего сына. А Всевышний вознаградил ее за это молчание даже больше, чем Тамар — ребенком, которому предстояло стать настолько великим человеком, что от него должен будет произойти сам Машиах.

Не зная правды о беременности жены, но испытывая к ней большое сочувствие, Ишай приказал сыновьям ничего не предпринимать.

— Не трогайте ее! – велел он. — А к ребенку, который родится, будем относиться как к низкому и презираемому слуге. Так каждый без слов поймет, что его статус вызывает сомнения, и как мамзер (незаконнорожденный) он не сможет жениться на еврейке и не нарушит запрет Торы.

Так еще до появления на свет младший сын Ницевет и Ишая считался в семье изгоем.⁷ А окружающие, видя отношение к нему членов его семьи, считали, что юноша наверняка вероломный грешник.

В тех редких случаях, когда на некоторое время Давид возвращался с пастбищ домой, в Бейт-Лехем, горожане его избегали. Если что-то было утеряно или украдено, подозрение сразу падало на него, о чем он и рассказал в своем псалме: «Я должен вернуть то, чего не брал».

В конце концов, все это обернулось против самого Ишая: теперь уже не отдельные люди, а практически все ставили под сомнение его происхождение и правильность трактовки закона о вступлении в брак с прозелитами из народа Моава.

Люди утверждали, что все положительные качества Боаза проявились в Ишае и его 7 старших сыновьях, а все отрицательные черты моавитянки Рут нашли отражение в его младшем сыне.

Помазание

С Давидом мы впервые встречаемся, когда Бог дает пророку Шмуэлю указание отправиться в Бейт-Лехем и там произвести помазание на царство нового лидера еврейского народа, который займет место царя Шауля, отвергнутого Всевышним.

Пророк прибывает в Бейт-Лехем. Старейшины города выходят ему навстречу, чтобы поприветствовать, при этом испытывая волнение из-за такого неожиданного визита, ведь пророк уже не путешествовал, как прежде, из города в город, а постоянно жил в Раме. И старейшины опасались, что, возможно, до него дошел слух о тяжком грехе, который совершен в их городе,⁸ поэтому пришел упрекнуть их за поведение презренного пастуха, младшего сына Ишая, живущего среди них.

Однако Шмуэль заверил их, что пришел с миром, и попросил старейшин во главе с Ишаем и его сыновей присоединиться к нему, чтобы вместе принести жертвы Богу и устроить праздничную трапезу.

Для Ишая, как для одного из старейшин, было естественно получить такое приглашение, однако, когда по необъяснимым причинам Шмуэль позвал поучаствовать в жертвоприношениях еще и его сыновей, братья Давида заволновались: а что если пророк пришел, чтобы публично раскрыть постыдное и незаконное происхождение их брата?!.

Они не могли знать, что на этом празднике Шмуэль должен будет помазать нового правителя на царство в Израиле. А самому пророку на тот момент было открыто только то, что царем станет один из сыновей Ишая, но не конкретное имя.

Писание довольно подробно рассказывает нам, что происходило по завершению жертвоприношений со старейшинами, когда Шмуэль вместе с домочадцами Ишая отправился в их дом, чтобы продолжить трапезу там. Не исключено, что такой стиль повествования нацелен на то, чтобы передать напряженность, которую испытывала семья, когда каждая минута казалась чуть ли не вечностью.

«И было, когда они пришли, он (Шмуэль) увидел Элиава (старшего сына Ишая) и подумал: “Наверняка этот — помазанник Господа перед Ним!”

Но Бог сказал Шмуэлю: “Не смотри на его внешность и на его высокий рост, ибо Я отверг его. Потому что не то, что видит человек, (открыто Богу) ведь человек видит глазами, а Бог видит то, что в сердце”.

Тогда Ишай позвал Авинадава (второго сына) и провел его перед Шмуэлем. И сказал (пророк): “Этого тоже не избрал Бог”.

И провел Ишай Шаму, и сказал (Шмуэль): “И этого не избрал Бог”.

И так Ишай провел своих семерых сыновей перед Шмуэлем. И сказал Шмуэль Ишаю: “Бог не избрал (ни одного) из них”.

Наконец сказал Шмуэль Ишаю: “Все ли это юноши?” И тот ответил: “Остался еще маленький (младший); он пасет мелкий скот”. И сказал Шмуэль Ишаю: “Пошли (за ним), и пусть его приведут; так как мы не сядем, пока он не придет сюда”.

И послал он, и привели его. А он (его кожа и волосы) — красноватого оттенка, глаза его красивы и вид хорош. И сказал Бог: “Встань, помажь его, ибо это тот самый!”»⁹

Младший сын

Взглянув на старшего сына Ишая, Шмуэль был уверен, что перед ним будущий царь Израиля: высокий, красивый, утонченный, Элиав казался идеальным кандидатом на место лидера народа, пока Всевышний не сказал Шмуэлю, что оценивать важно, в первую очередь, то, что скрыто в душе.    

Но чем Элиав был неугоден Богу? Об этом рассказывает следующая история.

Вскоре после помазания Давида отец поручил ему навестить Элиава, который вместе с еврейским войском готовился к битве — война с филистимлянами казалась неизбежной. Увидев брата, который вдруг пришел почти что на поле боя, он в гневе набросился на Давида. Эта гневливость и была тем, что лишило его права занять престол.

А поскольку Давид уже был помазан пророком на царство, такое отношение Элиава к помазаннику Всевышнего было крайне вызывающим и неуважительным.

Тем не менее, комментаторы обращают свое внимание больше на другой аспект: вполне возможно, что братья Давида еще не знали о последствиях помазания, предполагая, что Шмуэль просто назначил Давида новым учеником в своей школе пророков. Ведь никто не мог допустить даже мысли о том, что считающийся изгоем парень может занять место царя Израиля. И хотя помазание было публичным актом проявления уважения со стороны Шмуэля и доказательства чистой родословной Давида, его братья осознали его истинное величие, только когда он уже действительно стал царем.

После того, как Бог сказал пророку, что Его выбор определит не царственная внешность претендента, Шмуэль больше не допускал предположений о том, кого же из сыновей Ишая Он изберет — просто ждал Его указания. И, когда перед ним прошли все 7 сыновей Ишая, пророк спросил так: «Это все юноши из твоего дома?»

Будучи духовным лидером народа, Шмуэль очень тщательно подбирал слова. Если бы он спросил, все ли это сыновья Ишая, тот ответил бы утвердительно, что больше сыновей у него нет, ведь Давиду не был присвоен статус законного наследника.

И, как мы уже знаем, на поставленный пророком вопрос Ишай ответил: «Остался еще младший…» (буквально «маленький»). В его глазах Давид был «маленьким», и он надеялся, что Шмуэль позволит парню остаться там, где тот и был, избавив его от возможных неприятностей.

Но Шмуэль приказал немедленно позвать его на трапезу! И за ним был отправлен гонец, а прибывший вскоре Давид из уважения к пророку сначала зашел в ту часть дома, где можно было умыться и переодеться.

Не привыкшая видеть сына дома в такое время, Ницевет спросила:

— Почему ты вдруг оказался здесь среди бела дня?

Давид объяснил ей, и мать ответила:

— Если так, то я буду сопровождать тебя на встречу со Шмуэлем.

Когда они вошли в комнату, где сидел пророк, Шмуэль увидел перед собой вовсе не мальчика, а молодого мужчину с красноватым оттенком кожи, рыжими волосами, красивыми глазами и вообще «хорошего видом».

Каждый из перечисленных нюансов внешности Давида намекает на различные стороны его личности. Краснота кожи и волос, напоминающие Эсава, указывали на воинственный характер, а красивые глаза свидетельствовали о заложенном в нем добром начале, позволяющем смотреть на мир и окружающих его людей с особым добрым чувством.¹⁰

При взгляде на столь отличающегося от своих братьев Давида Шмуэль сначала засомневался, может ли он быть тем, кто достоин царского престола, родоначальником династии, которая будет править еврейским народом до конца времен. У него даже мелькнула мысль: «Этот будет проливать кровь так же, как это делал рыжеволосый Эсав».¹¹

Но Всевышний знал: величие Давида заключалось в том, что, будучи пастухом, он направлял свою воинственность в доброе русло, защищая скот, а в будущем будет вести войны против врагов Израиля во Имя Всесильного.

И словно в ответ на сомнения Шмуэля Бог сказал ему: «Вот он — мой помазанник — стоит перед тобой, а ты продолжаешь сидеть? Встань и помажь Давида на царство без промедления! Потому что именно он и есть тот, кого Я избрал!»¹²

И, когда Шмуэль взял в руки рог с маслом для помазания, оно вдруг забурлило, словно желало скорее попасть на лоб Давида. А после того, как пророк помазал его, капли масла застыли на волосах будущего царя, блестя и переливаясь подобно жемчугу. А рог при этом оставался полон.

В этот самый момент в доме Ишая раздался плач — это плакала Ницевет, единственная опора Давида и источник его утешения.

Долгие 28 лет молчания при бесконечных унижениях наконец подошли к концу. Можно только догадываться, какой мукой для исключительно праведной женщины было то, что она пережила. А теперь все могли видеть, что происхождение ее младшего сына совершенно чисто, да и сам он не запятнан никаким пороком.

Обратившись к другим своим сыновьям, Ницевет воскликнула: «Камень, который отвергли строители,¹³ стал краеугольным!»¹⁴ На что они смиренно ответили: «По воле Господа произошло так; чудом это выглядит в глазах наших».¹⁵

Наследие Ницевет

В будущем Давиду предстояло еще пройти множество испытаний, пока весь народ не признал его новым царем, законно сменившим Шауля. Но и на этом его трудности не завершились: за годы правления, вплоть до самой старости, постоянно приходилось преодолевать препятствия одно за другим.

Давид обладал многими потрясающими качествами и талантами, которые помогали ему в небывалых достижениях, и многие из этих качеств были унаследованы от его праведного отца, в честь которого, как мы не раз видим в тексте Писания, его называют с любовью и уважением: Давид бен Ишай (сын Ишая).

Но стойкость и мужество противостоять своим ненавистникам Давид, несомненно, унаследовал от матери. С момента рождения и в самые нежные годы это она своим примером преподала ему важный урок — ценить достоинство каждого человека и воздерживаться от того, чтобы кого-то смущать, вне зависимости от личных последствий. Она была уникальным образцом  молчаливого стоического мужества и достоинства перед лицом тяжелейших испытаний.

И именно от Ницевет царь Давид зарядился силой, рожденной из внутренней уверенности, позволяющей не обращать внимания на бессердечное отношение мира и находить утешение в Создателе. Это и укрепило царя Давида, помогая победить самых стойких противников и самых коварных врагов, когда он доблестно сражался против могущественных воинов разных народов от имени Израиля.

Ницевет научила своего младшего сына черпать силу в следовании своим внутренним убеждениям, не обращая внимание на жестокость, которая могла быть обрушена в ответ.

Ее непоколебимая позиция терпеливой уверенности в Создателе, в то, что справедливость восторжествует, обеспечивала Давиду внутренний покой и утешение, в которых он нуждался снова и снова, сталкиваясь с невероятными трудностями на протяжении всего жизненного пути.

Вместо того, чтобы поддаться страданиям и ощутить себя изгоем, Давид унаследовал от матери уникальное внутреннее достоинство и  чувство поддержки Создателя, где бы ни находился.

Также мать научила сына смело следовать по пути, начертаному Всевышним. И все же, когда этого требует ситуация, необходима дерзость, чтобы решиться на личный риск. Ведь без отчаянного поступка Ницевет, когда в одну из ночей своей жизни она заняла место рабыни-кнаненки, великая душа ее младшего сына, Давида, прародителя Машиаха, не спустилась бы в этот мир.

Теилим – прекрасные псалмы, сочиненные царем Давидом, затрагивают самые тонкие струны души и красноречиво описывают не только страдания и душевную боль, но, в первую очередь, его веру и убеждения. Благодаря всему этому книга Теилим дает возможность выразить свои мысли перед Всевышним каждому из нас и становится настоящим бальзамом для успокоения всех душевных ран, когда мы сталкиваемся с испытаниями того или иного масштаба, тем более находясь в галуте (изгнании).

Произнося эти стихи, наши голоса сливаются с голосами Ницевет, царя Давида и всех тех, кто в прошлом и настоящем испытал неоправданную боль, умоляя Творца о скором приходе того времени, когда «сын (потомок) Давида», Машиах, возвестит начало эпохи Избавления, и мир наполнится истинной справедливостью.

Так будем же мы удостоены, чтобы это произошло в скором времени, в наши дни!

Сноски

1. Теилим, 69.
2. Шабат, 55б.
3. Сифтей Коэн, Ваешев.
4. Шмуэль I, 17:34–36.
5. История и концепции, изложенные в этой главе, основаны на Ялкут а-Махири, а также на Сефер а-Тодаа (раздел, посвященный месяцу Сиван и празднику Шавуот).
6. См. Берешит, 38, и комментарии к этой главе.
7. В стихе псалма, где Давид говорит, что он был «чужим» для своих братьев, используется слово из древнего иврита музар, которое происходит от того же корня, что и слово мамзер — незаконнорожденный ребенок.
8. Комментарии Радака и Абарбанеля на Шмуэль I, 16:3.
9. Шмуэль I, 16:6–12.
10. Мальбим.
11. Берешит Раба, 63:8.
12. Мидраш Танхума, Ваэра, 6.
13. В иврите слово, обозначающее «строителей», боним, имеет тот же корень, что и слово «сыновья» — баним.
14. Теилим, 118:22.
15. Там же, стих 23.

Источник