Вчера, после завершения Шаббата, мне позвонила родственница и с радостью сообщила об освобождении заложников в Израиле. Однако, когда я спросил, все ли в порядке и никто не пострадал, она ответила, что, к сожалению, офицер, руководивший операцией, погиб.
Известие о гибели солдата во время освобождения заложников повергло меня в смятение и заставило задуматься. Можем ли мы измерять ценность человеческих жизней арифметически? Можем ли считать, что спасение четверых оправдывает гибель одного? Тем более, что погибший солдат был не просто безымянным бойцом, а человеком высоких моральных принципов, героем, сознательно рисковавшим собой ради других. Конечно, мы все испытываем огромное облегчение и радость за спасенных заложников и их семьи. Но в то же время в наших сердцах не может не поселиться горечь утраты и скорбь по погибшему воину. Поэтому без оговорок назвать этот день моментом чистого, безоблачного счастья у меня не поворачивается язык. Это день, когда радость и боль, благодарность и горе сплелись в тугой клубок противоречивых эмоций, неразрешимых в рамках простой арифметики.
Несмотря на трагическую гибель солдата, в Израиле освобождение заложников преподносится прежде всего как повод для всеобщего ликования. Так, одна из наиболее популярных изданий в Израиле «Israel Hayom» подчеркивает, что «освобождение четырех заложников из плена ХАМАСа было встречено с большой радостью среди израильской общественности и международного сообщества». СМИ цитируют заявления мировых лидеров, приветствующих успех операции и выражающих восхищение мужеством израильских солдат. В этом потоке поздравлений и одобрения затмевается трагедия потери бойца, отдавшего жизнь ради спасения соотечественников. Создается впечатление, что в водовороте геополитических интересов и медийной шумихи скорбь по погибшему герою отходит на второй план.
Но почему же гибель офицера, пожертвовавшего жизнью ради спасения других, не вызывает столь же глубокого отклика в сердцах? У заложников, при всем ужасе их положения, оставалась надежда на освобождение. Жизнь же солдата потеряна безвозвратно. Невольно задаешься вопросом: была бы в стране такая же безграничная радость, если бы погиб один из заложников? Сомневаюсь.
Вспоминается, как в прошлый раз, когда были освобождены заложники, в СМИ сообщалось, что солдаты оберегали их своими телами во время операции. Уже тогда у меня возник вопрос: неужели жизни солдат ценятся меньше, чем жизни заложников? Почему солдаты должны рисковать собой, закрывая своими телами спасаемых людей? Разве их жизнь и безопасность не столь же важны?
Мне кажется, что многие запутались в приоритетах. Мы привыкли всем сердцем переживать за заложников, что, безусловно, правильно и достойно. Но одновременно мы притерпелись к потерям среди солдат, что не должно притуплять наше понимание ценности каждой человеческой жизни. Истоки этой путаницы — в отдалении от заповедей Торы. Без верности учению Торы люди склонны действовать по велению эмоций и увлекаться ложными ориентирами. Тора же дает нам ясное понимание истинных ценностей.
Поэтому я не могу безоговорочно назвать день гибели солдата днем великого торжества, несмотря на радость по поводу спасения заложников. Тора учит нас, что человеческая жизнь — высшая ценность, которую нельзя измерять арифметически. Каждая жизнь бесценна, и любая потеря — это трагедия, даже на фоне счастья от освобождения других людей. Наша радость не может быть полной, когда она омрачена скорбью по погибшему герою.
