Однажды мясник живший по соседству, пришел к рабби Пинхасу Горовицу (1730–1805), известному раввину Франкфурта, с вопросом, касающимся сферы еврейского закона. В легких убитого им быка был обнаружен дефект, из-за которого существовала вероятность того, что это мясо могло считаться по Торе трефным (некошерным).

Это был действительно сложный случай, разобраться с которым под силу не каждому, и рабби Пинхас провел немало часов, изучая различные постановления великих раввинских авторитетов предыдущих поколений, некоторые из которых были склонны в таком случае запретить употребление в пищу мяса убитого быка. Но когда, наконец, после долгих размышлений рабби Пинхас огласил свое постановление, оказалось, что он признал быка кошерным.

Позже один из учеников спросил его: «Рабби, вам пришлось потратить на это дело столько драгоценного времени! Почему вы пошли на такие долгие разбирательства, чтобы постановить, что бык был кошерным? В конце концов, Шах (рабби Шабтай а-Коэн, великий знаток еврейского закона 17-го века) в схожем случае посчитал мясо трефным. Так разве же сейчас не стало бы более целесообразным просто выбросить мясо, чем рисковать нарушением такого серьезного запрета?»

Рабби Пинхас улыбнулся и ответил: «Знаешь, для каждого человека однажды наступает день, когда он должен предстать перед Небесным судом и отчитаться за свою жизнь… И я полагаю, что когда этот день настанет для меня, мне придется защищать решение, которое я принял сегодня.

«Сторона обвинения», несомненно, вызовет самого авторитетного свидетеля для дачи показаний против меня: сам великий Шах задаст вопрос, как я мог разрешить употребить в пищу мясо, кошерность которого вызывала серьезные сомнения. И тогда я должен буду ему ответить, процитировав мнения менее известных, чем он, раввинов, которые постановили, что бык все-таки кошерный, и объяснить, почему я предпочел их точку зрения, а не его. Можешь быть абсолютно уверен, что эта перспектива наполняет меня сильнейшим трепетом.

Но что было бы, если б я постановил, что мясо этого быка трефное? Тогда мне пришлось бы бороться на Высшем суде с другим обвинителем — быком. Он встал бы напротив меня и гневно закричал: «Сколько голодных ртов я мог бы накормить! Сколько часов изучения Торы и молитвы я мог бы поддержать! Сколько добрых дел я мог зарядить энергией! А этот человек отправил меня в кучу мусора, в то время как были все основания объявить меня кошерным!!!»

Конечно, в этот момент я мог бы призвать Шаха защитить меня. Но, учитывая все обстоятельства, я предпочел бы рискнуть отвечать в суде против Шаха, чем противостоять разъяренному быку…»