Раби Элияу бар Шломо-Залман из Вильно (Виленский Гаон; Агра; 5480-5558 /1720-1797/ гг.) – глава своего поколения, один из величайших еврейских мудрецов всех времен.
Происходил из знатной раввинской семьи: среди его предков были знаменитые виленские раввины – автор книги Беэр агола (Родник для изгнанных) р. Моше Ривкес и р. Моше Кремер .
Детство
Родился в первый день праздника Песах 5480 /1720/ года в местечке Сельцы, расположенном южнее г. Гродно.
Уникальные способности
Уже к трем с половиной годам Элияу стал глубоким знатоком Пятикнижия, выучив почти весь его текст наизусть. В шесть с половиной лет он выступил в Большой синагоге г. Вильно (Вильнюса) с первой публичной лекцией, которую подготовил под руководством отца.
Богобоязненность
Наряду с уникальными способностями, ребенок обладал также исключительной боязнью греха. Рассказывают, что однажды в шабат мать угостила его горохом, который надо было извлекать из стручков. Спустя несколько минут, увлекшись учением, Элияу случайно схватил один из пустых стручков, но, опомнившись, содрогнулся – ведь в шабат пустой стручок приобретает статус мукце и его запрещено передвигать. Пораженный своей оплошностью он потерял сознание. Вскоре его удалось привести в себя, но как только он вновь увидел сдвинутый им стручок, обморок повторился. Поняв состояние ребенка, его мать начала быстро жевать пустые стручки, демонстрируя сыну, что они пригодны для еды, а значит не являются мукце. Лишь тогда ребенок окончательно успокоился (р. Дов Элиах, Гаон с. 215).
Учителя
В семилетнем возрасте в течение нескольких месяцев Элияу учился у р. Моше Маргалита, автора знаменитого комментария на Иерусалимский Талмуд.
Начиная с восьми лет, он занимался самостоятельно и к девяти уже свободно ориентировался не только в Писании и Мишне, но также в Талмуде, законодательных кодексах и основных сборниках респонсов. К десяти годам он изучил фундаментальные труды кабалы – книгу Зоар и сочинения р. Хаима Виталя, содержащие учение Аризаля.
В этот период он занимался и практической кабалой. Впоследствии р. Хаим Воложинер, ученик Виленского Гаона, передавал с его слов: еще не достигнув тринадцатилетнего возраста, юный кабалист попытался, подобно Мааралю из Праги, создать Голема, но в разгар материализации своего биоробота не сумел сохранить необходимую концентрацию мысли – и процесс оборвался (Сарей амеа 3:12).
К тринадцати годам Элияу столь же основательно, как и традиционные еврейские дисциплины, изучил математику, астрономию и другие естественные науки, а также грамматику святого языка – эти знания он использовал для более глубокого понимания сказанного в Торе.
В тринадцать лет и один день, вступив в возраст заповедей, Элияу принял на себя особые правила благочестия и воздержания, большинства из которых он придерживался в течение всей своей жизни. Например, начиная с этого дня, он уже не спал более двух часов в сутки, посвящая все свое время усердным занятиям.
Зрелость
В восемнадцать лет р. Элияу, женившись, поселился рядом с тестем, в городке Кейданы, севернее г. Ковно (Каунаса). Его тесть принял на себя заботу о пропитании молодой семьи, так что р. Элияу мог по-прежнему посвящать свои дни и ночи изучению Торы.
Он разработал особый распорядок занятий: по завершении каждых трех месяцев он повторял все изученное до сих пор, стремясь достигнуть более глубокого понимания, – а затем снова продолжал поступательное движение.
Галут (скитания)
Вскоре его имя получило широкую известность – к молодому гаону стали обращаться со сложными алахическими вопросами из многих общин Литвы. И тогда, спасаясь от мирской славы и почестей, р. Элияу отправился в галут – добровольное изгнание. С сумой и посохом – но неизменно облаченный в талит и тфилин, скрытые под изношенной одеждой, р. Элияу за семь лет обошел сотни городов и местечек Литвы, Польши и Германии.
Вопреки превратностям и неожиданностям пути р. Элияу стремился выполнять все заповеди Торы наилучшим образом. В преклонные годы Виленский Гаон вспоминал, как однажды во время странствий по Пруссии, в канун праздника Пурим, он безнадежно опаздывал к публичному чтению Свитка Эстер – солнце уже клонилось к закату, а ближайший городок был все еще далеко. И вдруг с ним поравнялась телега, груженая посудой. Р. Элияу попросил подвезти его и уселся на край телеги. На одном из ухабов телегу подбросило, р. Элияу свалился прямо на хрупкий груз – и посуда побилась. Срывая на нищем страннике зло, извозчик надавал ему тумаков и оставил его на пыльной дороге. Р. Элияу дошел до города, когда чтение Свитка в синагоге давно завершилось. Тем не менее, стремясь прочитать Свиток в присутствии миньяна – десяти евреев, он собрал на улице группу босоногих подростков, которым уже исполнилось по тринадцать лет, заплатил им по две монетки и привел в синагогу. Но как только он разложил свиток и начал произносить благословения, как всегда сосредоточенно и протяжно, подростки рассмеялись и разбежались, так что р. Элияу пришлось читать свиток в одиночестве – единственный раз в его жизни (Алиёт Элияу 43).
Несмотря на обличие простого странника, во многих местах р. Элияу узнавали и встречали с большим почетом. Сохранилось свидетельство, что в Гамбурге, где р. Элияу, как обычно проводил все время в доме учения, его узнали – и все евреи города собрались посмотреть на знаменитого мудреца. Дом учения наполнился до предела, и толпа под напором вновь прибывающих, сметая все на своем пути, угрожающе надвинулась на р. Элияу, погруженного в свои занятия и не замечающего опасности. Служителям синагоги пришлось принять решительные меры и поставить вокруг р. Элияу железные ограждения, защищающие его от толпы любопытных (Гаон с. 782).
Бегство от славы не удалось – после семи лет галута его имя прогремело по всей Европе.
Один из духовных лидеров поколения, р. Йонатан Эйбешиц, ставший в 5510 /1750/ году раввином Гамбурга, свидетельствовал, что р. Элияу «теперь прославлен по всем городам Польши и в Берлине… – во всех местах, где побывал этот праведник, рассказывают о его величии и святости» (Лухот аэйдут с. 73).
Вильно
Возвратившись из скитаний в 5508 /1748/ году, р. Элияу поселился со своей семьей в Вильно.
Граф Потоцкий
К 5509 /1749/ году относится его близкое знакомство с праведным гером Авраамом бен Авраамом, происходившем из семьи польских аристократов, графов Потоцких. После того как Авраам бен Авраам был схвачен по доносу еврея-предателя и помещен в виленскую монастырскую крепость, р. Элияу направил к нему посланника, предлагая освободить его из застенка при помощи приемов практической кабалы. Однако гер предпочел выполнить заповедь кидуш Ашем – освятить Имя Всевышнего своей смертью. Авраам бен Авраам был сожжен на рыночной площади Вильно на второй день праздника Шавуот 5509 /1749/ года.
Согласно кабалистической традиции, передаваемой от имени Виленского Гаона, искупительная сила, вызванная смертью праведника, была столь значительной, что с того часа перестала существовать клипа хицонит (известное кабалистам проявление духовно нечистой стороны мира) – в частности, ослабла концентрация духовной нечистоты на руках человека в момент пробуждения ото сна (Ишей Исраэль, Тфила 2:17).
Р. Элияу позаботился о том, чтобы останки Авраама бен Авраама были преданы земле на еврейском кладбище – с этой целью его посланник, переодетый в европейский костюм, проник на место аутодафе и собрал останки казненного. Сохранились свидетельства, что, когда исчезновение пепла открылось, власти подвергли р. Элияу аресту и допросу (Гаон с. 1103). Сегодня останки Виленского Гаона и р. Авраама бен Авраама захоронены в одном склепе (там же с. 1153).
Усердное изучение Торы
В Вильно р. Элияу вновь всецело отдался изучению Торы – первые десять лет после возвращения из галута он занимался преимущественно в своем доме.
Ставни в его комнате круглосуточно были затворены, чтобы ничего из происходящего вокруг не отвлекало его. Р. Элияу занимался при свете свечи, облачившись в талит и тфилин, – по словам современника, «его лицо было обращено к стене, глаза – к книге, а сердце – к Всевышнему».
Время, отводимое им для сна, было еще более сокращено. По свидетельству его сына, в последние пятьдесят лет своей жизни Виленский Гаон «никогда не спал более двух часов в сутки и более получаса подряд» – но и в эти полчаса уста дремлющего мудреца «продолжали нашептывать слова Торы» (Предисловие р. Авраама, сына Гаона, к книге Биур Агра).
Обычно он дремал три раза по полчаса в течение ночи и еще полчаса днем, утром он съедал кусок хлеба размером «в две маслины» (около ста грамм), запивая его водой, такая же трапеза повторялась вечером – все остальное время было посвящено изучению Торы и углубленной молитве.
Зимой его комнатка не отапливалась, и если усталость начинала одолевать, р. Элияу ставил ноги в таз с ледяной водой – и занятия продолжались.
Каждое мгновение Виленский Гаон использовал с исключительной интенсивностью. Если же по какой-либо причине ему приходилось отвлечься от занятий, он записывал в специальный блокнот: в такой-то день такого-то месяца оторвался от занятий на столько-то минут. В канун Йом кипура, оценивая прожитый год, он подсчитывал все утерянные минуты, и со слезами исповедовался «в грехе пренебрежительного отношения к изучению Торы». По свидетельству близких к нему людей, утерянные за год минуты составляли в сумме не более трех часов (Сарей амеа 2:2).
Такой образ жизни был естественным выражением его понимания мира: Гаон видел в изучении Торы и выполнении ее заповедей единственный смысл человеческой жизни. «Законы Торы являются проявлением воли Б-га, – говорил он, – и поэтому праведники стремятся ни к тому, что кажется им приятным или полезным, но лишь к тому, что по самой своей сути воплощает добро, – т.е. к исполнению заповедей Творца». А самой важной заповедью, выражающей назначение еврея в мире, он считал само изучение Торы. Исходя из талмудического изречения «Изучение Торы равноценно всем другим заповедям, вместе взятым» (Шабат 127а), Виленский Гаон утверждал: «Каждое слово Торы, выученное человеком, равноценно всем заповедям, а раз так, то когда человек выучивает, например, лишь одну страницу, он тем самым исполняет несколько сот заповедей – и каждая из них равноценна всем прочим заповедям Творца» (Эвен шлема 7:9).
Поездка в Святую Землю
Около 5520 /1760/ года, достигнув возраста сорока лет, р. Элияу решил переселиться в Землю Израиля. Здесь его постижение Торы должно было подняться на новый, недоступный в диаспоре, уровень – ведь он сам утверждал, что «Тора открывается именно на Святой Земле… и пророчество дается лишь на Земле Израиля» (Адерет Элияу, Дварим 1:6). Р. Элияу отправился в путь один, рассчитывая, освоившись на Святой Земле, вызвать к себе всю семью.
Из Кенигсберга он направил родным прощальное письмо. «Я прошу вас, – писал р. Элияу, – чтобы вы не переживали за меня, как вы мне обещали. Да и о чем тут переживать: ведь люди уезжают из дома на много лет только ради одного заработка – а я, слава Б-гу, еду в Святую Землю, которую все мечтают увидеть…». В то же время он признавался, что его «сердце уже тоскует по детям и по любимым книгам», оставленным в Вильно.
В этом письме Гаон давал последние наставления на время долгой разлуки. Он просил жену, чтобы «в доме был всегда хороший меламед», который учил бы сыновей, «не оказывая на них давления, но только спокойно, ведь учение усваивается человеком лишь в спокойной и доброжелательной обстановке». В конце письма Гаон выражал надежду на встречу в Земле Израиля – «если это будет угодно милосердному Б-гу» (Сарей амеа 2:18).
От Кенигсберга р. Элияу двинулся на юг, через Галицию, к морю – но, неожиданно повернув назад, он, спустя два месяца после начала путешествия, возвратился в свой дом.
Сохранилось предание, что, когда Гаон уже плыл на корабле в сторону Земли Израиля, у него из рук упала книга Торы и открылась на стихе «Не перейдешь ты этого Йордана» (Дварим 3:27) – такими словами Всевышний известил Моше о том, что ему не суждено войти в обетованную землю. Виленский Гаон воспринял это происшествие как указание Небес – в годы старости он пояснил в разговоре с сыном: «С Небес не дали мне разрешения» (Предисловие на Биур Агра, Орах хаим; Гаон с. 468).
Основываясь на изучении высказываний и рукописей Гаона, кабалисты из среды его учеников утверждали, что, поскольку он был очередным воплощением души Моше, ему, как и самому Моше, не было позволено войти в Землю Израиля (Алиёт Элияу 86).
На решение Гаона могло повлиять и следующее обстоятельство: в Галиции ему стало известно о том, что на Святой Земле не существует ашкеназских общин – кроме небольшой общины, созданной р. Гершоном Кутовером, ближайшим последователем р. Исраэля Бааль-Шем-Това, путь служения которого был для Гаона неприемлем. По мнению историков, Виленский Гаон не хотел переносить на Святую Землю острейшие разногласия, расколовшие на два лагеря евреев Галиции и других областей Восточной Европы (Сарей амеа 2:18).
Преподавать другим
После возвращения из этого путешествия Виленский Гаон в значительной степени изменил свой образ жизни. Теперь его занятия проходили, в основном, в помещении Большой виленской синагоги или в доме учения, расположенном на ее дворе. По свидетельству одного из сыновей Гаона, начиная с этого времени «всё его устремление было – преподавать другим» (Сеарат Элияу).
Постепенно вокруг Гаона сложилась группа учеников, каждый из которых был выдающимся знатоком Торы. В 5528 /1768/ году один из виленских богачей приобрел для Гаона и его учеников просторную квартиру на втором этаже дома, примыкавшего к синагоге. Помимо зала, превращенного в дом учения, в этой квартире была также комната, в которой на протяжении всей недели занимался сам р. Элияу – домой, к семье, он возвращался лишь на шабат.
Большинство учеников, подобно Гаону, оставались на протяжении всего дня в талите и тфилине, добиваясь максимальной самоотдачи в своем служении Творцу (Маасе Рав 63).
Общие уроки проводились в зале, а самые близкие из учеников занимались с р. Элияу в его комнате, выполняя функцию талмид-хавера (младшего товарища по совместному изучению Торы). В течение многих лет таким талмид-хавером Виленского Гаона был р. Хаим Воложинер, а затем и его младший брат р. Шломо-Залман (Сарей амеа 2:15).
Несмотря на огромную разницу в уровне понимания Торы, р. Элияу всегда воспринимал окружавших его учеников как равноправных партнеров, подчеркивая, что сущностью их совместных занятий является духовный взаимообмен, а не односторонняя передача накопленной информации. В этой связи он часто повторял слова из Талмуда, выражающие его педагогическое кредо: «Я многому научился от своих учителей, еще большему – от друзей, однако ученики научили меня большему, чем все друзья и учителя вместе взятые» (Таанит 7а).
Р. Хаим Воложинер утверждал: «Скромность нашего наставника превосходила даже его величие – в своем сознании Гаон был самым смиренным и приниженным человеком, какого я когда-либо знал на земле» (Гаон с. 733). Как бы не замечая своего высочайшего авторитета в глазах окружающих, сам р. Элияу всегда считал себя рядовым евреем – одной из еврейских душ, ищущей своего пути к Б-гу. Его скромность была настолько искренней и наивной, что он даже не понимал, чем он может гордиться: ведь в его характере оставалось еще столько несовершенства, а в Торе – еще столько недоступных для него тайн.
Всю жизнь с трепетом и искренним уважением р. Элияу вспоминал наставников, обучавших его в раннем детстве. Но с особенным пиететом он упоминал своего первого учителя, научившего его читать на святом языке. «Те наставники, которые обучали меня Талмуду и алахе, – говорил он, – могли порою ошибаться в своих разъяснениях. Но от этого учителя, показавшего мне буквы и огласовки, я наверняка узнал одну только правду» (Сарей амеа 2:15).
Уникальный уровень эрудиции
С каждым годом Виленский Гаон все более оттачивал и углублял свои знания.
Чтобы охарактеризовать уникальный уровень эрудиции, достигнутый Гаоном, р. Хаим Воложинер подобрал яркое сравнение. «Каждый еврей, – говорил р. Хаим, – три раза в день во время молитвы произносит псалом «Ашрей…» (Счастливы, сидящие в Твоем Храме…), и поэтому большинство помнит этот псалом наизусть. Я свидетельствую, что точно так же, как евреи знают «Ашрей…», м
ой наставник Гаон р. Элияу знал все книги мудрецов Мишны и Талмуда, и все книги ришоним – как в области законодательства, так и в области сокровенного учения… Он не только знал наизусть все книги, но и помнил место каждого слова в них. Создавалось впечатление, будто каждое слово стояло перед его глазами, и он просто читал из открытой перед ним книги» (Сарей амеа 2:17; Гаон с. 147-148).
«Ели ему задавали какой-либо вопрос, он отвечал мгновенно, не роясь в памяти, – свидетельствовал другой ученик Гаона р. Авраам Данциг (Хаей адам; см.). – Его мозг вмещал всю Тору, и тайную и открытую, и невозможно было понять, как способен человек удерживать все в своей голове» (Гаон с. 142, 153).
Неустанный труд
За таким абсолютным знанием стоял неустанный труд. Рассказывают, что один знаток Торы спросил у Гаона, в чем секрет его достижений. Р. Элияу ответил вопросом на вопрос: «Верите ли Вы в известное изречение мудрецов о том, что повторивший изученное сто раз не может сравниться с повторившим тот же материал сто один раз?». «Конечно верю», – сказал собеседник. «А я не поверил, – неожиданно заявил Гаон, – и решил проверить это правило на себе».
На протяжении многих десятилетий р. Элияу каждый месяц заново проучивал весь Вавилонский Талмуд с комментариями (Гдолей адорот).
По свидетельству учеников, Гаон никогда не ограничивался ознакомительным или поверхностным чтением – все его время было посвящено углубленному исследованию и всестороннему анализу рассматриваемых проблем. «Тот, кто не видел, как работал наш великий учитель, – писал р. Хаим Воложинер в одном из писем, – не сможет представить, сколько труда вкладывал он в понимание каждой детали и каждого нюанса изучаемой темы, не останавливаясь до тех пор, пока все не становилось предельно ясным».
Раби Хаим вспоминал, что однажды, придя к Гаону, он застал его родных в великой тревоге: вот уже три дня р. Элияу не показывался из своей комнаты, никого к себе не пускал и не принимал пищи. Раби Хаим поспешил к учителю, склонившемуся над книгами – с головой, перевязанной мокрой тряпицей. «Вот уже три дня, – пояснил Гаон, – как я бьюсь над одним вопросом в Иерусалимском Талмуде и никак не могу добраться до истины». Р. Хаим свидетельствует, что Гаон прикоснулся к еде только после того, как проблема была совместными усилиями решена (Сарей амеа 2:7; Алиёт Элияу 95).
Более того, Виленский Гаон по-настоящему ценил именно «те достижения и открытия, которые давались ему напряженным, изнуряющим интеллектуальным трудом, и не соглашался принимать небесные тайны, передаваемые ему через ангелов-вестников, поскольку восприятие этих тайн не требовало от него никаких усилий» (Предисловие р. Хаима Воложинера к Сифра децниута). По свидетельству р. Хаима, Гаон говорил: «Я не хочу, чтобы мое постижение Торы, данной Б-гом, происходило через ангела-вестника или какого-либо иного посредника,… – но лишь с помощью моего собственного труда и с приложением всех моих сил» (там же).
И все же, значительную часть информации, и в первую очередь, связанной с сокровенными разделами Торы, Виленский Гаон получал в минуты сна, когда его душа возносилась к своему источнику – Б-гу. «Всевышний вложил в природу человека способность ко сну, – писал Гаон, – именно для того, чтобы его душа поднималась в Небесную Ешиву и там открывались бы ей тайны Торы. И то, что человек не способен постичь и за семьдесят лет, открывается там за одну минуту. Однако за подобное постижение Торы человек не получает никакой награды – наоборот, такое постижение само по себе является наградой» (Комментарий на Мишлей 19:23). По свидетельству близких учеников и родных Гаона, подобные уроки в Небесной Ешиве проходили у Гаона каждую ночь – с того дня, как он себя помнил (Гаон с. 139, 821).
Побег от славы
Благодаря присутствию р. Элияу и его учеников, город Вильно стал одной из мировых столиц Торы – его называли «литовским Иерусалимом». Тем не менее Виленский Гаон решительно отказывался принимать какой-либо из предлагаемых ему высоких постов в общине, понимая, что деятельность раввина, судьи или главы ешивы неминуемо отвлечет его от изучения Торы.
Предание свидетельствует, что Виленский Гаон прекратил выносить любые алахические решения после следующего конфликта. Однажды бедному портному, соседу Гаона, посчастливилось достать курицу на шабат. Однако при проверке ее кашерности Гаон и городской раввин разошлись во мнениях: раввин признал ее годной в пищу, а Гаон – нет.
Вечером раввин явился к Гаону. «Мой наставник и господин! – сказал он. – Я подобен праху земному у твоих ног! Но поскольку я, раввин этого города, признал курицу твоего соседа пригодной в пищу, мы обязаны следовать моему мнению – чтобы не поколебать авторитет раввинского звания. И поэтому мы должны вдвоем придти к нему в гости и отведать мяса, признанного мною кашерным».
Однако когда жена портного подавала куриный бульон почетным гостям, она от радостного возбуждения споткнулась, толкнула стол и одна из субботних свечей упала в кастрюлю, сделав все ее содержимое несъедобным. «Простите меня, мой наставник и господин! – воскликнул раввин. – С Небес показали, что я ошибся!». «Ни в коем случае! – возразил Гаон. – Если Вы, городской раввин, представляющий здесь власть Торы, постановили, что мясо пригодно в пищу, то таков закон и все обязаны ему следовать. Так сказано в самой Торе: «…Не уклоняйся от слова, которое изрекут тебе, ни вправо, ни влево» (Дварим 17:11). Но поскольку я признал это мясо некашерным, я как бы запретил его сам себе, и поэтому с Небес мне помогли избежать запрещенной лично для меня пищи»…
Виленский Гаон всю жизнь не мог простить себе тех неприятных минут, которые он невольно причинил не только раввину, но и семье портного, – с тех пор он решительно отказывался от любых указаний в области практического применения закона и не оставил после себя никаких респонсов (Сарей амеа 2:3).
Стремясь предоставить Гаону возможность спокойно изучать Тору и обучать других, руководство виленской общины определило ему еженедельное пособие.
Однако служка, которому поручили передавать деньги Гаону, присваивал их себе. Р. Элияу, семья которого в течение многих лет страдала от голода, не жаловался на служку, боясь его опозорить. Об этом стало известно, лишь когда сам служка перед смертью признался в своем грехе (Сарей амеа 2:2).
Безраздельно подчиняя свою волю воле Всевышнего, р. Элияу полагался на то, что Всевышний примет на себя заботу о нем – согласно сказанному в Мишне: «Выполняй Его волю, как свою, чтобы и Он выполнял твою волю, как Свою» (Авот 2:4).
«Человек, уповающий на Б-га, – пояснял Гаон, – перекладывает на Него все свои дела и заботы, ведь, поскольку самому человеку неизвестно, что именно является для него подлинным благом, он должен полагаться на Б-га, который предоставит ему все действительно необходимое в каждый данный момент».
«Человек, уповающий на Б-га, – пояснял Гаон, – перекладывает на Него все свои дела и заботы, ведь, поскольку самому человеку неизвестно, что именно является для него подлинным благом, он должен полагаться на Б-га, который предоставит ему все действительно необходимое в каждый данный момент» (Гаон с. 748). Такое «упование на Всевышнего» Виленский Гаон считал «основой всех хороших качеств характера» (Эвен шлема 3:1).
Предание свидетельствует, что однажды сердобольные соседки принялись уговаривать жену Гаона, чтобы она потребовала развода, ссылаясь на то, что ее муж не желает содержать семью как положено – ведь, если бы он только захотел, он бы мог стать раввином в любой, самой богатой общине. Вместо ответа ребецин Хана вынесла из дома две сорочки своего мужа, пояснив, что одну из них только что выстирала, а вторую Гаон носил в течение целой недели. Но поскольку обе сорочки были белоснежно чисты, соседки, сколько ни старались, не могли определить, какая из них уже ношеная. И тогда ребецин Хана пояснила: поступки святого человека, тело которого настолько неподвластно закономерностям материального мира, невозможно мерить стандартными мерками (Гаон с. 113).
Беспредельная любовь к Торе и заповедям Творца
Виленский Гаон выполнял законы Торы из любви к Творцу – только, чтобы выполнить Его волю, не ожидая награды ни в этом мире, ни в Будущем. Он часто повторял: «Элияу может служить Б-гу и без Будущего мира (т.е. не рассчитывая на награду в Будущем мире)».
Рассказывают, что в один засушливый год невозможно было найти этроги. Посланец из Вильно отправился в Италию, где выращивают эти плоды, но вернулся ни с чем. И тогда совет виленской общины постановил: необходимо достать за любую цену хотя бы один этрог – для Виленского Гаона. Новый посланец был направлен в теплые страны и после долгих скитаний ему удалось обнаружить этрог удивительной красоты. Однако еврей, которому принадлежал этот плод, не соглашался его продать. Когда же посланец открыл ему, что этрог необходим для Виленского Гаона, тот отказался от предложенных денег, но назначил иную цену: поставил условие, чтобы награда, которую Виленский Гаон получит в Будущем мире за выполнение этой заповеди, досталась ему.
Перед самым праздником посланец принес этрог к Гаону и рассказал ему о необычном условии. Вопреки его ожиданиям р. Элияу обрадовался: ведь теперь у него была уникальная возможность выполнить заповедь Творца заведомо бескорыстно (Сарей амеа 2:2).
Гаон говорил, что «даже если бы воздаяние было обратным: за выполнение заповеди следовал бы Геином, а за прегрешение – Ган Эден, и тогда бы он предпочел выполнить заповедь – и получить Геином, чем совершить грех – и оказаться в Ган Эдене» (Гаон с. 232).
Понимая ценность каждого повеления Торы, Виленский Гаон прикладывал все усилия к тому, чтобы выполнить как можно больше заповедей – хотя бы по разу в жизни.
По свидетельству одного из учеников, Гаон специально приобрел беременную овцу, которая должна была родить первенца, а затем, передал ягненка коэну, выполнив тем самым заповедь «Посвяти Мне всех первенцев… скота» (Шмот 13:2). На подаренном ему клочке земли – площадью четыре локтя на четыре локтя – он посадил плодовое дерево, чтобы выполнить заповедь «орла»: «И когда… посадите какое-либо дерево плодоносное, то считайте плоды его за орлу – три года… нельзя их есть» (Ваикра 19:23). В другой раз Гаон купил участок пшеничного поля и сжал его вместе с учениками, выполнив при этом все заповеди, связанные со сбором урожая (Маасе Рав 102-103, Тосефет Маасе Рав 27).
Глава поколения
Несмотря на то, что Гаон отстранился от всякого руководства общиной, в глазах евреев Европы он, тем не менее, приобрел статус главы поколения и одного из духовных лидеров всей диаспоры.
Знание наук
Его понимание научных проблем было столь же ясным и исчерпывающим, как и понимание проблем Торы. Сохранилось свидетельство, что во время своих скитаний он встречался в Берлине с одним из ведущих профессоров-астрономов. Во время краткой беседы р. Элияу помог ему разрешить проблему, над которой ученые университета безуспешно ломали голову в течение трех лет. Более того, прямо на месте р. Элияу изготовил все необходимые для решения задачи схемы и чертежи (Алиёт Элияу 31).
«Если человек невежда в естественных науках, он в сто раз больший невежда в Торе, ибо Тора и науки – неразрывные части единого целого».
Ученик Гаона р. Барух из Шклова, переведший на иврит трактат греческого математика Эвклида, в предисловии к этой книге писал, что р. Элияу просил переводить на святой язык как можно больше научных книг – все, что только возможно, – «чтобы многие смогли с ними познакомиться и умножилось знание». В этом же предисловии р. Барух вспоминал, что, когда он беседовал с Гаоном в месяце тевет 5538 /1778/ года, р. Элияу сказал: «Если человек невежда в естественных науках, он в сто раз больший невежда в Торе, ибо Тора и науки – неразрывные части единого целого» (Сарей амеа 1:3).
Разница в позициях Виленского Гаона и «просветителей» заключалась в том, что в его глазах естественные науки были инструментом, предназначенным для более глубокого и полного понимания Торы, – в то время как «просветители» обращались к науке, чтобы с ее помощью ограничить власть Торы, а в конечном счете, и вовсе избавиться от ее «ярма».
Наиболее ярким показателем подлинных приоритетов Гаона был тот факт, что он никогда не прерывал занятий Торой ради своих научных исследований – по свидетельству р. Элияу Раголера , одного из учеников р. Хаима Воложинера, Гаон «изучал науки, лишь находясь в тех местах, где запрещено размышлять по поводу Торы (например, в купальне и туалете)» (Яд Элияу 1:25).
Арест
Во второй половине месяца шват 5548 /1788/ года шестидесятивосьмилетний Гаон был арестован по состряпанному его противниками доносу – его обвиняли в том, что он инспирировал и организовал похищение из монастыря еврейского юноши, принявшего крещение.
Доносчики утверждали, что «без его ведома ничего важного в общине не делается». В доносе также сообщалось, что Гаон силой вымогал деньги из кассы общины, угрожая всем, кто ему противился, отлучением.
На допросе Гаон отказался от дачи всяческих показаний. Согласно тексту протокола, «старый еврей, знаток Талмуда, сделал вид, что ничего по делу не знает, и не ответил ни на один из обращенных к нему вопросов – ни на каком языке» (Гаон с. 1077).
На двадцать первый день первого месяца адара, после месячного заключения, Гаон был освобожден из-под стражи, но следствие продолжалось. Спустя полтора года состоялся суд, завершившийся четвертого элуля 5549 /1789/ года – за недостаточностью улик Гаона приговорили к сравнительно короткому, трехмесячному, заключению и денежному штрафу.
В канун праздника Рош ашана, перед заходом солнца, Гаона заключили под стражу. Встретив новый, 5550 год, в заключении, он оставался под арестом также в праздники Йом кипур и Суккот.
В Суккот семидесятилетний Гаон в течение нескольких дней метался по камере и поддерживал пальцами ресницы, чтобы не заснуть, – ведь в эти дни, согласно закону Торы, запрещено спать, даже временно, вне сукки (шалаша). В конце концов, для него построили кашерную сукку в тюремном дворе. А несколько недель спустя Гаона, учитывая его возраст, досрочно освободили (Тосефет Маасе рав с. 62; Гаон с. 189-190, 1082).
Несмотря на явное пренебрежение общепринятым режимом сна и питания, р. Элияу на протяжении всей своей жизни отличался крепким здоровьем.
По воспоминаниям его родных, Гаон «почти ничего не ел, почти совсем не спал – и, тем не менее, обладал отменным здоровьем» (Гаон с. 215 – 216). Согласно еще одному свидетельству, «его тело было сильным и крепким, он никогда ничем не болел, кроме двух случаев за всю жизнь» (там же с. 753).
Обе своих болезни р. Элияу перенес уже перешагнув семидесятилетний рубеж. Первый раз он тяжело заболел зимой 5551 /1791/ года, в месяце кислев, через год после перенесенного заключения. Он был вынужден провести в постели несколько месяцев – и когда в первом месяце адар (в конце февраля) власти возобновили следствие по его делу, не имея возможности перевести подследственного в тюрьму, они установили караул прямо возле ложа Гаона.
Р. Элияу мужественно переносил обрушившиеся на него беды, хотя, обладая широчайшими познаниями в практической кабале, он, безусловно, располагал возможностью избавиться и от преследований, и от болезни. Однако Гаон считал, что «со времени разрушения Храма использование практической кабалы для частных нужд человека стало тяжким преступлением, сравнимым с грехом Адама, съевшего плод с Древа Познания добра и зла» (Эвен шлема 8:25).
Скромность
Полагая, что «праведникам следует скрывать свою способность творить чудеса» (Комментарий на Мишлей 12:26), Виленский Гаон на протяжении всей жизни хранил в тайне те сверхъестественные силы и возможности, которые были ему даны. Его власть над явлениями материального мира проявлялась лишь в критических ситуациях, когда от его действий зависела жизнь всей общины.
Пятнадцатого ава 5554 /1794/ года началось решающее сражение за «литовский Иерусалим» между наступающими русскими войсками и польскими легионерами. В это утро все евреи города, с женами и детьми, собрались в Большой синагоге для общинной молитвы. Р. Элияу поднялся к ковчегу со свитками Торы и широко открыл его. В этот момент прогремел пушечный залп и над головами раздался рев приближающегося пушечного ядра. Вся община в ужасе замерла, а Гаон во весь голос закричал: «Батель! Батель! (Отмени! Отмени!)». Взрыва не последовало. Позднее, уже после того, как русские войска захватили город, неразорвавшийся снаряд был обнаружен на крыше Большой синагоги – отмененный по слову Гаона взрыв мог бы погубить всю виленскую общину (Ир Вильна с. 49; Гаон с. 505).
Последние годы жизни
В последние годы жизни Виленский Гаон вплотную приблизился к осуществлению своего жизненного предназначения – к полному и совершенному постижению мудрости Торы.
Система исследований, выработанная им еще в молодости и развиваемая на протяжении всей жизни, позволяла ему выявлять многообразные связи между Письменной Торой и устной традицией. Тщательно исследуя каждое слово и каждую букву Писания, Виленский Гаон находил в нем корни всех законов и всех обычаев, установленных на протяжении трех последующих тысячелетий еврейской истории.
В своем комментарии на кабалистический трактат Сифра децниюта (Книга скрытого) Гаон писал: «Все, что было, есть и будет во Вселенной, – все заключено в Торе. …В ней закодировано не только общее направление эволюции, но и подробности, связанные с бытием каждого отдельного человека, – все, что с ним произойдет со дня рождения и до дня смерти, и все воплощения его души, и все это – в мельчайших подробностях и деталях» (гл. 5).
По свидетельству учеников, в последние годы жизни Виленский Гаон сосредоточил все свои исследования на самом Пятикнижии, подвергая тщательному анализу не только мельчайшие нюансы в написания слов, но и даже форму линий в «венцах» над буквами.
Р. Исраэль из Шклова, особенно близкий к Гаону в последний период его жизни, вспоминал: «Мой учитель и наставник Гаон р. Элияу верил и знал, что все последующие события закодированы в Торе. Он мог указать, где именно закодированы в Торе имена каждого из великих мудрецов Израиля. Например, он показывал, что имя Рамбама, жившего в Египте, закодировано в стихе из книги Шмот (11:9): «Умножились Мои чудеса в стране Египетской» – первые буквы слов этого стиха (ребот мофтай беэрец мицраим) составляют имя «Рамбам» (Сарей амеа 1:7).
Сохранилось свидетельство о торжественной церемонии, которую устроил Гаон в годы старости по поводу завершения изучения всей Торы. Он пригласил в свою комнату нескольких ближайших учеников. По его просьбе они закрыли ставни и зажгли многочисленные свечи. Гаон сообщил им, что «Всевышний удостоил его света всей Торы» – он «познал всю Тору, данную на горе Синай, и познал, как Устная Тора закодирована в тексте Письменной Торы». Р. Элияу признался, что «к концу жизни для него не осталось никаких неясных мест и сомнений, …кроме двух еще неразрешенных проблем, связанных с сокровенными разделами Торы» (Предисловие к книге Пеат ашульхан; Гаон с. 143-147).
Последние дни
В том же месяце сиван Виленский Гаон тяжело заболел, и от этой болезни окончательно оправиться уже не сумел. До последних мгновений жизни он был погружен в изучение Торы и служение Творцу.
После Йом кипура 5558 /1797/ года Гаон, никогда в жизни не прибегавший к услугам врачей, согласился пригласить врача-специалиста – на его решение повлияли настойчивые уговоры родных, мучительные переживания которых ему было тяжело видеть. Когда прибыл знаменитый в то время в Литве доктор Яаков Либшиц, больной уже находился между жизнью и смертью. Врач, склонив ухо к груди Гаона, прослушал биение его сердца и ритм дыхания. После тщательного осмотра родные взволнованно спросили: «Ну, где он находится (имея в виду – ближе к жизни или ближе к смерти)?». Доктор Либшиц, который был к тому же знатоком Торы, ответил: «Мне кажется, что он находится в трактате Келим» – во все время осмотра уста Гаона еле слышно произносили, страницу за страницей, слова из этого трактата Талмуда (Гдолей адорот).
Виленский Гаон был призван в Небесную Ешиву в праздник Суккот, девятнадцатого тишрея 5558 /1797/ года, – на семьдесят восьмом году жизни.
Перед смертью, собрав последние силы, он успел с великой радостью выполнить заповедь нетилат лулав, благословив четыре вида растений.
По воспоминаниям его учеников, за несколько мгновений до последнего вздоха, Гаон сжал в руке кисти цицит и сказал: «Как трудно покидать этот мир, где можно было выполнять заповеди. Здесь с помощью такой простой заповеди, как цицит, можно было удостоиться сияния Шехины (Б-жественного Присутствия)! Разве я найду что-нибудь подобное в Мире Душ?!». При этих словах его чистая душа оставила тело (Гдолей адорот).
Духовное наследие
Духовный свет, излучаемый гигантской личностью Виленского Гаона оказала определяющее влияние на все последующее развитие еврейской мысли.
В месяце тишрей 5563 /1802/ года, через пять лет после смерти р. Элияу, его ближайший ученик р. Хаим Воложинер основал Воложинскую ешиву, в которой воплотил разработанные Гаоном методы изучения и преподавания Торы. Воложинская ешива стала прообразом для сотен других ешив, основанных ее выпускниками, а также их учениками и учениками учеников, – ее называли «матерью литовских ешив».
В 5568 /1808/ году три ближайших ученика Гаона, р. Менахем-Мендл из Шклова , р. Сеадья из Вильно и р. Исраэль из Шклова, переселились в Землю Израиля и создали общину, в которой все обычаи были установлены в соответствии с алахическими мнениями Виленского Гаона. Впоследствии многие из этих обычаев были приняты ашкеназскими общинами на Святой Земле.
Среди прямых потомков р. Элияу был выдающийся мыслитель и педагог р. Исраэль Салантер – основоположник этического движения мусар, в котором нашли развитие многие идеи Виленского Гаона, связанные с самосовершенствованием личности.
Духовный облик и интеллектуальное величие Виленского Гаона наложили неизгладимый опечаток не только на общины «литваков» (евреев, выходцев из Литвы), расселившиеся сегодня по всему миру, но и на особый характер российского еврейства в целом.
Великий еврейский мудрец двадцатого века р. Авраам Йешаяу Карелиц (Хазон Иш), духовный лидер евреев Земли Израиля, прибывший на Святую Землю в 5693 /1933/ году из Вильно – города Виленского Гаона, писал: «Для нас Агра стоит в одном ряду с Моше Рабейну, с Эзрой, с раби Йеудой Анаси (составителем Мишны), с равом Аши (составителем Вавилонского Талмуда) и Рамбамом» (Ковец игрот 1:32).
За два века, прошедшие после смерти Виленского Гаона, было опубликовано более семидесяти сочинений, содержащих его учение. Однако сам Виленский Гаон не писал книг – он не был мехабером (автором, сочинителем) в привычном смысле этого слова. Он делал лишь краткие заметки на полях фолиантов, которые изучал, – при его жизни эти записи были доступны только для его ближайших учеников.
На вопрос одного из учеников, почему его заметки столь лаконичны, Гаон ответил: «Существует закон, согласно которому «слова Устной Торы можно записывать только для того, чтобы они не забылись» (Гитин 60б). И, разумеется, желательно записать их насколько возможно кратко. Поэтому-то Мишна написана в таком сжатом стиле, когда за каждым словом скрывается бездонная глубина, – все выверено и продумано до мельчайшей детали… И поэтому-то мудрецы так часто использовали рошей тейвот (аббревиатуры) – чтобы запись была более краткой… Так и я записываю только то, что мне необходимо для памяти, – ведь лишь ради этого разрешили записывать слова Устной Торы» (Сарей амеа 1:7).
После сорока лет, когда Гаон начал давать уроки ученикам, он вообще перестал записывать результаты своих исследований. С тех пор его учение передавалось только из уст в уста – оно было Устной Торой в буквальном смысле этого слова.
Поэтому большинство из опубликованных книг представляют собой записи ближайших учеников, зафиксировавших услышанное из уст Гаона. Так, в книге Адерет Элияу (Мантия Элияу) собраны его высказывания и толкования, относящиеся к Танаху, а в книге Маасе рав (Пример наставника), составленной р. Сеадьей из Вильно, отражены алахические взгляды Гаона и описаны его минъагим (обычаи). Высказывания Гаона, относящиеся к вопросам этики, педагогики и еврейского мировоззрения, собраны в книги Эвен шлема (Совершенная мера), составленной р. Шмуэлем Мальцаном. Сокровенное учение Гаона в значительной степени передано в книгах его ближайшего духовного наследника р. Хаима Воложинера Нефеш ахаим (Душа жизни) и Руах ахаим (Дыхание жизни).
И лишь немногие из изданных посмертно трудов написаны рукой самого Гаона.
К этим книгам относятся его заметки на полях Талмуда, Тосефты и алахических мидрашей, редакционная правка к кабалистической книге Зоар (Сияние), а также краткие примечания ко всем четырем разделам кодекса Шульхан арух, известные под названием Биур Агра (Разъяснения Гаона р. Элияу).
На протяжении всей жизни Виленский Гаон выверял редакции Талмуда и мидрашей, устраняя ошибки переписчиков и издателей. Его редакционные поправки и уточнения в целом ряде случаев помогли разрешить проблемы, над которыми из века в век ломали головы комментаторы.
Рассказывают, что однажды в Вильно прибыл главный раввин Франкфурата на Одере р. Йеуда-Лейб Маргалиот, который привез Гаону на одобрение рукопись своей новой книги, состоящую из трех объемистых тетрадей. Книга была посвящена сложнейшей алахической проблеме, рассматриваемой в талмудическом трактате Швуот (Клятвы). Из уважения к выдающемуся мудрецу Гаон прочел всю рукопись от начала до конца, – и действительно она содержала блистательный анализ проблемы. Затем Гаон пригласил автора к себе и сказал: «Сожалею о потерянном Вами времени – в текст, на котором строился весь Ваш анализ, вкралась ошибка переписчика. После устранения этой ошибки исчезают все противоречия и сложности, а следовательно отпадает необходимость во всех Ваших аргументах и доказательствах, разрешающих эти противоречия и сложности» (Сарей амеа 2:10, 2:19).
Многие из внесенных им текстологических изменений впоследствии нашли подтверждение во вновь обнаруженных древних рукописях Талмуда. В большинстве изданий Талмуда поправки Гаона печатаются рядом с основным текстом.
Примечания, сделанные Гаоном на полях кодекса Шульхан арух, включают в себя не только редакционную правку и библиографические указания, но также многочисленные псаки (законодательные решения). В своих псаках Гаон проявляет исключительную самостоятельность – по многим вопросам он полемизирует с величайшими из ришоним: Рифом , Рамбамом и другими. Более того, в сотнях случаях он приходит к алахическим выводам, противоречащим мнению самого р. Йосефа Каро, составителя Шульхан аруха.
И поскольку Виленский Гаон трактовал многие законы иначе, чем составители общепринятых кодексов, в своем собственном поведении он действовал в соответствии со своим пониманием. По свидетельству его сыновей, Гаон на протяжении всей жизни собирался написать «новый Шульхан арух», соответствующий его трактовке законов, но затем признался, что «не получил на это разрешение с Небес», – как и в случае с его переселением в Землю Израиля (Предисловие к Биур Агра, Орах хаим; Гаон с. 700 — 702).
Подготовка к печати и издание его примечаний к Шульхан аруху растянулись более, чем на полвека. Примечания к разделу Орах хаим (Образ жизни) были изданы в шкловской типографии в 5563 /1803/ году, а к разделу Йоре деа (Наставляющий знанию) – в 5566 /1806/ году; оба эти издания были подготовлены одним из ближайших учеников Гаона р. Исраэлем из Шклова. Еще через тринадцать лет, в 5579 /1819/ году, в Вильно вышли в свет примечания к разделу Эвен аэзер (Камень помощи), и, наконец, в 5615 /1855/ году – примечания к последнему разделу Хошен мишпат (Судебный нагрудник первосвященника).
В большинстве изданий кодекса Шульхан арух эти примечания печатаются рядом с основным текстом. Примечания Гаона, в силу своей глубины и одновременно лаконичности, требуют от изучающих широчайшей эрудиции и серьезнейших интеллектуальных усилий. Во многих случаях, когда законодательное решение Виленского Гаона расходится с приведенным в Шульхан арухе, в ашкеназских общинах принято следовать решению Гаона.
Собственной рукой Виленского Гаона написана также книга Аиль мешулаш (Трехлетний барашек), в которой содержатся его исследования в области астрономии, алгебры и тригонометрии.
Эта книга была впервые издана в Вильно в 5594 /1834/ году.
Однако основная часть рукописного наследия Гаона относится все-таки к области кабалы.
Один из сыновей Гаона, р. Авраам, свидетельствовал: «Мой отец, наш наставник Гаон, составил около тридцати объемистых рукописных книг, разъясняющих все разделы Зоара. Он говорил, что не постесняется прочитать свои комментарии перед раби Шимоном бар Йохаем» (Гаон с. 817).
Упоминание составителя Зоара, р. Шимона бар Йохая (Рашби; см.), жившего почти двумя тысячелетиями раньше, не было случайным – в предисловии к Сифра децниюта р. Хаим Воложинер утверждал, что Гаон занимался вместе с р. Шимоном бар Йохаем и р. Ицхаком Лурией (Аризалем; см.), которые материализовались в его кабинете, «р. Шимон бар Йохай справа от него, а Аризаль – слева, …– и они открывали ему грозные тайны».
В своих записях, относящихся к тайным разделам Торы, Виленский Гаон был еще более лаконичен: по образному выражению своего ученика р. Менахема-Мендла из Шклова, Гаон «приоткрывал пядь, а закрывал тысячу пядей» (Предисловие к Биур Агра). Иногда он ограничивался намеками, лишь указывая, что «здесь скрыты великие и грозные тайны, записывать которые не разрешено» (Яэль ор 43:2:4).
Гаон утверждал, что «кабала является соединением двух Тор (Письменной и Устной)» (Комментарий на Тикуней Зоар 36б), и поэтому именно в ней заключена квинтэссенция всего Б-жественного учения. Он многократно повторял, что «конечное избавление народа Израиля произойдет только в заслугу изучения Торы, и оно зависит, главным образом, от изучения кабалы» (Эвен шлема 11:3), – а «когда изучением этой сокровенной мудрости пренебрегают, приход Машиаха отодвигается» (Комментарий на Тикуней Зоар 81б).
Виленский Гаон учил, что все грозные пророчества, связанные с эпохой «родовых мук Машиаха», сбудутся лишь в том случае, если Геула (конечное избавление) произойдет в назначенный срок. Но «если евреи смогут раскаяться и возвратиться к Всевышнему еще прежде этого срока, тогда осуществится альтернативное пророчество Йешаи (54:7): «С великим милосердием Я соберу тебя» – тогда с нашим народом не случится ни одной беды и ни один из нас не погибнет». В противном же случае, сбудется пророчество Йехезкеля (20:33-34): «…В ярости изливающейся воцарюсь над вами, и выведу вас из народов и соберу вас из стран, в которых вы рассеяны, – рукою крепкой и мышцей простертой и яростью изливающейся».
Виленский Гаон утверждал, что грозная и разрушительная «война Гога и Магога», которую предрекали пророки, может продлиться всего двенадцать минут (это его предсказание стало понятным лишь с изобретением ядерного оружия).
Именно поэтому – чтобы избавить мир от грядущей катастрофы – Гаон стремился изучением Торы и, в первую очередь, кабалы, приблизить приход Машиаха. Вместе с тем Гаон считал, что и народы мира могут способствовать отмене грозных пророчеств. «Если правители народов, – говорил он, – помогут собрать еврейских изгнанников и отстроить лежащие в развалинах города на Святой Земле, Всевышний отменит все относящиеся к ним дурные пророчества, а войны Гога и Магога вообще не будет, …– ведь Всевышний никогда не отменяет только обещанное добро, а грядущую беду – отменяет» (Гаон с. 764 – 765).
